Особенно,... 
58 
Последнее заявление прозвучало как раз в тот момент, когда Саймон сделал затяжку. От неожиданности он заглотнул полный рот дыма и, задыхаясь, бросил сигару в траву. Его душили слезы, и он принялся кашлять в кулак.
— О, бедный, дорогой Саймон! — защебетала Калли, проверяя свою сноровку в правдоподобной демонстрации смятения вследствие женского безрассудства. — С вами все в порядке?
Саймон сверкнул глазами, наградив ее уничтожающим взглядом.
— Вы, — начал он изобличающим тоном, постепенно выравнивая дыхание и вновь обретая голос, — вы хотите этого от меня?
Калли уже устала от недомолвок. Сколько можно ходить вокруг да около?!
— Перестаньте! — воскликнула она, потеряв терпение. — Вы ведете себя так, словно я прошу вас поджечь парламент. Мне показалось, вы сказали, что мы будем друзьями.
— Друзьями? — повторил виконт, снова сверкая глазами. (Поистине он отточил свое искусство до артистизма!) — Похоже, я должен поспешить домой в свой кабинет. Надо бы освежить нюансы дефиниций у старины Джонсона[13].
— Ради Бога, не говорите заведомых глупостей! — возмутилась Калли. Она закатила глаза к небу. С Лестером у нее не возникало и одной десятой тех проблем, что его светлость создавал из простых, разумных требований. — Я только попросила вас научить меня флирту, чтобы найти подход к Ноэлю Кинси. Неужели это так трудно понять? Или вы хотите, чтобы меня инструктировала ваша мать? Нет, пожалуй, Лестер. Представьте на минуту, как он будет давать мне уроки. Вообразите, если сможете. Так кого вы выбираете, Саймон? Вашу мать? — Калли состроила гримасу. — Лестера?
Саймон выкинул вперед руки в знак капитуляции.
— Ну хорошо, хорошо! Я сделаю это. Да поможет мне Господь милосердный!
— Прекрасно! — воскликнула Калли, в высшей степени удовлетворенная. — Когда начнем?
Саймон вздохнул, глядя, как она заелозила совсем по-детски, торжествующе улыбаясь, замечательная, очаровательная, не понимающая своей непомерной красоты.
— Мне кажется, мы уже начали, ребенок, — тупо сказал он, чем заставил ее смутиться и нахмуриться. — Грешным делом, я так думаю.
И тогда где-то в глубинах ее сознания, видимо, наметилось просветление, которое открыло ей женские качества, большие, чем она в себе предполагала. Она покраснела до корней волос и, от волнения потупив глаза в одеяло, тихо спросила:
— Я флиртовала, Саймон?
— Вы и сейчас флиртуете, Калли, — проворчал он в ответ. — И вполне успешно. Но давайте начнем с более формальных, устоявшихся понятий. Сейчас мы с вами рассмотрим некоторые вводные приемы ритуала, так, как они разыгрываются в обществе. И. применительно к данному случаю давайте пока сосредоточимся на роли мужского вклада в игру. — Он взял ее за руку. — Хорошо?
— Да. — От одного его прикосновения сквозь пальцы пробежало тепло, распространяясь дальше по рукам к лицу. Калли подумала, что это, должно быть, нехорошо. Совсем нехорошо. Но раз она начала этот курс, она его закончит! — Это… это, кажется, подходящее место. Давайте.
— Спасибо.
Девушка уловила насмешку в голосе виконта, несмотря на то что теперь ее ум занимала следующая мысль — об их разговоре в целом. От этого ее колени превратились в растопленный воск, и она обрадовалась, что остается в сидячем положении.
— Это вам для начала, — объявил Саймон. Он поднес ко рту ее руку и запечатлел на тыльной стороне ладони короткий поцелуй. — Так приемлемо, верно, Калли?
Однажды возникшая дрожь вновь пробежала по руке, и под ложечкой возникла легкая слабость. Калли подавила волнение и кивнула.
— Все правильно, — сказала она спокойно, как только могла. — Приемлемо.
Саймон снова поцеловал ей руку, на этот раз кончики пальцев. Затем поднял брови, глядя ей в лицо. Хотела бы она знать, видит ли он, что она на грани обморока. Вероятно, да, черт бы его побрал!
— Вы заметили? — сказал он. — Это уже гораздо интимнее и не должно позволяться. Если только речь не идет о каком-нибудь гарцующем французе, обучающем вас танцам. Как только мы вернемся на Портленд-плейс, я вам его найму.
— Гораздо интимнее, — повторила Калли, прочистив пугающе заложенное горло, и дважды поморгала, пытаясь сосредоточиться на обсуждаемом предмете. — И что я должна делать в этом случае?
— Немедленно отдернуть руку и негодующе посмотреть на нечестивца, ожидая, что он начнет оправдываться самым ошеломляющим образом. В какой-то момент он станет просить вашего прощения и, вероятно, разрешения повести вас на танец. И вы будете удивительно вежливы. Вы примете приглашение, ибо если вы откажетесь танцевать с одним джентльменом, вам придется удалиться совсем или сидеть весь длинный вечер, отказывая всем другим. Если вы дарите джентльмену свое расположение, этим вы порабощаете его на всю жизнь. Но если вы испытываете к нему неприязнь, особенно после того, как вынужденно уступили ему танец, ну… тогда, я полагаю, вы должны выказать свою позицию. Вы наступите джентльмену на ногу, раз или два, просто чтобы он знал, что может быть прощен за свою развязность, но оскорбление еще не забыто.
58 
