– Мальчик, – сказала она, – я могу дать тебе адрес магазина, где нужно одеться, чтобы выходить со мной в свет! Иначе тебе самому будет неудобно.
Это, конечно, не отказ. Но и не обещание радости общения и теплоты отношений.
Сейчас десять утра. Пока затишье. Хочется кофе, но Вера мне его не сделает. Могу пойти в приемную и сам себе приготовить, но маячить там нежелательно. Особенно поутру, когда к главному шефу один за другим идут солидные посетители.
Дверь открывается без стука, и в мою еврокаморку заглядывает Жора Степанович.
– Ну как ты?
– Отлично!
– Так и надо, если хочешь добиться большего, чем то, на что реально способен. Кстати, со следующей недели мы уже не общественный комитет!
– А что?
– Ассоциация частных предпринимателей Украины! Врубаешься?
– Нет, – признаюсь я.
– Георгий Степанович! – слышится в коридоре голос главного шефа. – Давай быстро ко мне, звонят из Кабмина!
– Трудись! – успевает бросить мне Жора Степанович, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
Вечером, заходя в родную коммуналку, я натыкаюсь в коридоре на несколько чемоданов и баулов, загромождающих дверь в мою комнату. Из кухни доносится гул голосов. Громче обычного. Странно, думаю я, может, к кому-то из соседей приехали родственники?
Я заглядываю на кухню и замираю в изумлении. За двумя составленными кухонными столиками сидят соседи и соседки в домашней одежде и шлепанцах, а среди них два знакомых румяных женских лица: Мира и ее мама.
Гул исчезает, все участники кухонно-коммунального застолья обращают ко мне свои взгляды.
Немая сцена длится почти минуту. Нарушает тишину Мира, приподнявшись с табуретки.
– Мы решили вернуться, – говорит она. – Там жарко и… слишком много.
«Евреев», – мысленно подсказываю я ей.
– … арабов, – говорит она.
167
Киев. Декабрь 2004 года. Понедельник.
По покатому заснеженному склону на санках катаются дети. Много-много детей. У меня тоже снег скрипит под ногами. Я вышел из дому час назад. Отпустил шофера Виктора Андреевича, сославшись на недомогание и простуду. Пообещал вызвать его, как только мне станет лучше. И вот уже скоро одиннадцать утра. А лучше мне не стало.
На самом деле ничего у меня не болит. Просто утром я заглянул в нашу спальню, чтобы пожелать Светлане хорошего дня. И увидел их вдвоем в постели. Ее и Жанну. Они спали в обнимку.
Я уже подходил к парадному. Думал: подняться к себе или подождать еще? А вдруг Жанна все еще там? И как мне себя вести?
Вот от этих вопросов и появлялась сразу головная боль, на которую я авансом сослался шоферу.
А пока я наблюдал за детьми на санках. И пытался их сосчитать. Их было явно больше трех десятков. Это хорошо, думал я, что в элитных многоэтажках Царского Села «разводятся» «элитные» дети. Я присмотрелся к санкам. Санки у многих тоже были элитные, с рулевым управлением.
Рядом молодая женщина в короткой лисьей шубке выгуливала двух такс. Мой взгляд как-то сам собой отвлекся на собачек, потом вернулся к лицу хозяйки – приятному и приветливому.
– Скажите, вы здесь живете? – спросил я ее.
– Да, вон там, – ответила дама с собачками, указывая рукой на соседний дом.
– А можно вам глупый вопрос задать?
Она посмотрела на меня напряженно, но кивнула.
– Если бы вы пришли однажды домой и застали своего мужа в постели с другим мужчиной? Что бы вы сделали?
– Вы знакомы с моим мужем? – В голосе женщины прозвучал испуг.
– Нет, что вы! Я тут почти ни с кем не знаком, – затараторил я, сам испугавшись и кляня свой глупый язык, обгоняющий мысли. – Это у моих друзей… такая глупая история.
Она внимательно смотрела мне в лицо, словно читала его по слогам.
– Вы обманываете, – твердо сказала она. – Вы… знаете моего мужа!
– Да ну вас к черту, – прошептал я, развернулся и зашагал по скрипучему снежку прочь.
Шел и чувствовал спиной ее взгляд. И твердил себе когда-то полюбившуюся фразу из «Мастера и Маргариты»: «Никогда не разговаривайте с незнакомцами!»
168
Киев. 3 января 2016 года.
Страшная вещь – политика. Заманивает медленно, затягивает нежно наверх, под купол, в центр прожекторного круга. И оставляет тебя там, под куполом, совсем одного. Или почти одного. К тому же на канате. И миллионы любопытных взглядов снизу следят за тобой: разобьется или устоит?