– Надо сказать Мире и ее маме, – скорбно произнес я.
– Видишь, – вымолвил басом отец Василий, – человек – он сволочь редкая, и никакая религия его как вид не спасет. Спасать надо таких, как ты, близких по духу и ищущих поддержки! Остальных – на хер с Ноева ковчега!
Первый раз я услышал от батюшки бранное слово, и прозвучало оно так убедительно, что никакого протеста во мне не вызвало.
«На хер их всех, на хер!» – повторил я мысленно.
А потом подумал, что слова отца Василия оказались созвучны моим недавним размышлениям. Спасать надо близких!
И я решил завтра же купить маме микроволновку, а Димке какие-нибудь книги. Сейчас он увлекся историей и во время нашего последнего визита вылил на меня массу фактов из жизни маршала Жукова. Поищу-ка я ему биографию маршала Буденного.
200
Швейцария. 16 января 2005 года. Вечер.
В аэропорту меня встретил шофер посольства. Поселил в гостинице «Флорхоф» и уехал до утра. Был он немногословен, да и сам я разговорчивостью сейчас не отличался. За окном гостиничного номера льет дождь. Название гостиницы «Флорхоф» означает «цветочный дворик». Только дворик теперь перенесен в небольшой холл. Сплошная зелень. Правда, и сама небольшая трехэтажная гостиница расположена во дворике, отгороженном от узкой улочки живой изгородью голого кустарника. Если б земля была хотя бы чуть-чуть укрыта снегом, и то было бы красивее. А так все эти лужи, отражающие желтый свет уличных фонарей, навевают тоску. Осеннюю тоску.
Завтра посольская машина отвезет меня сначала в Берн, где кто-то из посольства хочет со мной встретиться. Потом этот же «кто-то» поедет со мной в Лейкербад. Думать о завтрашнем дне мне не хочется. Вообще думать не хочется. И спать не хочется.
Я беру в холле гостиничный зонтик и отправляюсь побродить вокруг. Пять минут под дождем, и я уже на площади с трамвайными остановками и музеем современного искусства. И никого вокруг, только трамваи, как бутылки, наполненные светом, ярко и звонко катятся по узким рельсам мимо меня.
Спускаюсь к озеру. Так же тихо и пустынно. Только за прозрачными стенками и окнами кафе и ресторанчиков жизнь идет. Не кипит, не бурлит, а просто идет.
«Они оба полные шизофреники, – думаю я о брате и о Вале. – Завести семью, родить здорового ребенка и покончить с собой?! Как это? Я, нормальный, здоровый человек, этого не понимаю! Из-за чего? О чем они думали?»
Возле меня резко открывается дверь бара, и на улицу, под дождь, вываливается компания молодежи, на ходу выстреливая в небо зонтиками-автоматами. Я шарахаюсь от них и их зонтиков. Останавливаюсь. Успеваю заметить в проеме закрывающейся двери вполне уютную внутренность бара и устремляюсь туда – в тепло, в сухость, в другой мир.
В кармане пальто доллары и кредитка. Я показываю и то и другое бармену. Он выбирает пальцем доллары и указывает мне взглядом на заставленные бутылками полки.
«Ну вот, – думаю я. – Дождь я здесь не пережду, но согреться – согреюсь!»
И выбираю американское виски «Бурбон».
«Интересно, – думаю я, присаживаясь за столик возле окна, по которому стекает швейцарская дождливая зима, – я быстро напьюсь?»
На всякий случай опускаю на столешницу пропуск в гостиницу. Чтобы, по крайней мере, знали, откуда к ним пришел непредсказуемый даже для себя самого клиент.
201
Карпаты. Февраль 2016 года. Пятница.
Ночью я не спал. Каждые несколько минут бегал в туалет. В перерывах придерживал обеими руками больной живот, сидя на самом краешке стула. Ложиться не было смысла.
Виноват, очевидно, был тюремный повар. Или тушенка, которую он просто высыпал в сварившуюся картошку, оказалась просроченной. Во всяком случае, уже за ужином я ощутил на языке неприятное послевкусие. И первые рвотные позывы не заставили себя ждать. Сразу после чая кольнуло в животе первый раз. И потом началось. Я даже не задумывался, почему в этот вечер никто не составил мне за ужином компанию: ни Филин, ни Львович, ни сам Светлов.
А ранним темным утром за окном зазвучала стрельба. Пулеметные очереди. Я не испугался. Из-за отравления мне было совершенно все равно, что происходит вокруг, лишь бы путь от моего стола до туалета был свободен. Но уже минут через пять по коридору застучали тяжелые сапоги или ботинки. В комнату ворвалось несколько крепких бойцов в камуфляже, в масках. Подхватили меня под руки и молча потащили, точнее, понесли легко, как перышко, по коридору. Им навстречу бежали другие – тоже в камуфляже. И тоже кого-то тащили. А мне хотелось в туалет, хотелось побыстрее приникнуть задницей к холодному унитазу, на котором даже сиденья не было. Но эти люди несли меня мимо дверей, и я уже не понимал, где я и что со мной.