К ЗАГСу мы подходим без четверти одиннадцать. Мама Миры, увидев нас, срывается с места и спешит навстречу.
– Где же вы были! Я уже два раза договаривалась, чтобы нас без очереди пропустили.
Она оборачивается к ЗАГСу и показывает рукой на очередь, в которой стоят в основном молодые пары. Очередь небольшая, человек двадцать.
– Кто последний? – весело спрашивает Давид Исаакович.
Высокий парень, одетый в джинсовый костюм, поднимает руку.
– Ты что, Давид! – Мирина мама всплескивает руками. – Мы же без очереди! Ты же ветеран войны! Вы же нас пропустите? – Это она уже обращается к очереди.
Очередь кивает. Все-таки хорошо, что пожилых в нашей стране так уважают!
Мирина мама уводит старика внутрь, а я остаюсь на улице и внимательно рассматриваю молодых разводящихся женщин. В голове одна мысль: «Вот сейчас все эти красавицы и простушки выйдут из дверей ЗАГСа свободными. Выбирай и уводи!»
Но это только в мыслях. На самом деле ни одна из женщин мне не нравится. Да и настроение у меня не то. Утро все-таки выдалось напряженным. Теперь бы отдохнуть.
А ветер все еще дует. Но теперь он уже теплее. Я осматриваюсь по сторонам в поисках кафе или скверика. Взгляд находит лишь булочную.
«Ладно, – думаю я. – Подожду их. Поздравлю. Может, Мирина мама угостит нас с Давидом Исааковичем кофейком с пирожными? Все-таки как-никак серьезное событие в ее жизни. Теперь она уже точно сможет уехать!»
92
Киев. Август 2004 года. Утро.
Господи! Шесть утра, а у меня в ноздрях до сих пор витает вчерашний запах духов. Его оставила Жанна, досидевшая у нас до полуночи. Если бы я не стал демонстративно зевать, она бы досидела здесь до рассвета.
Светлана спит. Она лежит на боку, лицом к окну. Ее живот на кровати – как на подносе. Еще пару месяцев. И все! Мы начинаем новую жизнь. Тишина останется в прошлом. Сначала младенцы будут плакать, а потом научатся говорить, просить конфеты и деньги, и лет на пятнадцать их звонкие голоса вытеснят сегодняшнюю бездетную тишину.
Во рту – вкус кетчупа. Вчерашняя пицца оказалась пересушенной. Ее пришлось почти запивать кетчупом. А потом, когда двери за Жанной наконец закрылись, у меня не было сил почистить зубы. Вчера не было сил, а сейчас – желания. Но я умею перебороть себя.
Зубная электрощетка для ленивых полирует мои зубы, выметает изо рта вчерашние белки и углеводы. А в ноздрях прежний сладковатый запах. Устойчивый. Должно быть, это какие-то профессиональные духи. Запах, который остается на память о его владелице.
– Что ты ходишь туда-сюда? – Сонный голос Светланы ловит меня, когда я снова заглядываю в спальню.
– А ты не спишь?
– Уже нет.
Она медленно усаживается на кровати. Опускает голову и смотрит на свои ноги. Вздыхает.
– Уже ведь не опухают, – говорю я.
– Нет. Но болят.
– Им просто тяжело. Тебя стало больше.
Светлана кивает. Поднимается. Розовая ночнушка-балахон делает ее похожей на смешную игрушку.
– Какао? – предлагаю я.
Она кивает.
– Зачем ты ее позвала сюда? – спрашиваю у Светланы, когда мы уже сидим за новенькой барной стойкой нашей кухни.
– Я беру ее на работу.
Мои округлившиеся глаза мгновенно выразили вопрос-возмущение, который Светлана тут же поняла и поспешила с ответом.
– В отдел по связям с общественностью. Она умеет разговаривать с людьми.
– С мужиками?
– Вообще с людьми. На мужиках учатся.
– Под мужиками она училась! – не унимаюсь я.
– Это не важно.
– А в свободное время она будет подрабатывать на Окружной?
– В свободное время мои сотрудники делают все, что хотят. Я их контролировать не собираюсь. Кстати, она и так собиралась поменять вид деятельности.
– На что? – В моем голосе ясно слышен внутренний хохот.
Светлана окидывает меня сожалеющим взглядом, но женская мудрость удерживает ее от ответных выпадов.
– Она займется сексом по телефону. По вечерам.
– Замечательно! Никогда не пробовал!
– Я договорюсь, чтобы ты звонил бесплатно!
Тут уже и я понимаю, что с Жанной пора заканчивать. Надо вывести ее из этого разговора, иначе она нас поссорит, а ссоритья с беременной женой – это преступление. С беременными надо во всем соглашаться!
И я постепенно ввожу Светлану в курс моих проблем. Рассказываю о настойчивом предложении Догмазова. Ее лицо выражает задумчивость. Ее взгляд наполняется сомнениями. Ее ладонь ложится на мою.