Я киваю. Мне хочется отвлечься.
Нилочка присаживается напротив.
– Сергей Павлович, – щебечет она. – У меня в пятницу новоселье. Умоляю, приезжайте! Без вас это не праздник. Это же вы.
– А где купила? – спрашиваю я.
– На Севастопольской площади.
– Однокомнатную?
– Нет, – с гордостью произносит она. – Две комнаты. Повезло!
– Пусть тебе и дальше везет! – Я совершенно искренен в своих словах.
– Пока я с вами рядом, будет везти! – уверенно звенит ее голосок.
– Откуда такая уверенность?
– Я к гадалке ходила.
День проходит быстро. После разговора с секретаршей и двух бесед с коллегами я покорно возвращаюсь к исполнению роли замминистра. Удивительно, что никто, даже Нилочка, не заметил, что как минимум полдня я был другим, я был пустой трехлитровкой, из которой уже вылили прежнее содержимое, но новое еще не влили.
– Ну как? – встречает меня вопросом Светлана.
– Никак, – вздыхаю я. – Сказали, что позвонят. Нам надо думать о дате вылета.
– Врач сказал, что самое позднее – через неделю. Потом будет опасно.
«Вот и хорошо, – думаю я. – Не мытьем, так катаньем. Министр о предстоящих родах Светланы осведомлен. Проблем не будет».
99
Киев. Декабрь 2015 года.
Странно, но в последнее время я ожидаю ужинов с Майей как возможности расслабиться и почувствовать себя простым, не обремененным проблемами человеком. Именно человеком, а не мужчиной. Мужчиной я себя рядом с ней почему-то не ощущаю. Или, возможно, не ощущаю ее женщиной. Она для меня просто человек, внезапно ставший приятным собеседником. Ее мне так долго и грубо навязывали, точнее, ее незаметное соседство навязывали мне слишком заметно, так что неудивительно, что даже сейчас, думая о ней в общем-то неплохо, я бросаю иногда на Майю подозрительные, косые взгляды. Хорошо, что она не замечает. Или замечает, но молчит и не реагирует. Это ведь самый благородный вид реакции – не реагировать.
Мы снова ужинаем. Нам снова прислуживает кажется-Зоя. От этой блондиночки в белом фартучке по-прежнему пахнет хорошими духами. Сегодня четверг, и совершенно случайно получился рыбный вечер. Филе семги, салат из креветок и крабов, соляночка с осетром и хорошее белое вино.
– Я иногда бываю не права, – говорит Майя, поправляя жакетик изумрудного цвета, надетый на бордовую блузку.
– Все бывают, – киваю я.
– Нет, я о конкретном… Можем сегодня выпить кофе у меня…
Я удивлен. В моих глазах то же, что и на уме.
– Тогда у меня не было ни кофе, ни кофеварки. Но теперь все есть.
Я охотно соглашаюсь. И узнаю кое-что новенькое об архитектуре этого дома. Мы опускаемся на этаж ниже, заходим в небольшую дверь справа и оказываемся в служебных помещениях. Проходим через несколько комнат, мимо ряда стиральных машин, мимо шкафчиков с десятками ящиков. Выходим из другой двери и оказываемся на уже знакомой мне лестнице черного хода. Поднимаемся на один этаж вверх и останавливаемся перед дверью ее квартиры.
Усаживаемся на кухне. Здесь приятно тесно, здесь узенькое и высокое окошко. В окошко видны огни вечернего Подола. Под окошком, точнее, под подоконничком – три чугунных ребра батареи. От них идет тепло. Кофеварка «Сименс» урчит и начинает плеваться свежим кофе. Аромат тут же проникает в воздух.
– У тебя тут неплохо, – говорю я, обводя взглядом кухню.
– Ты не был у меня, – усмехается Майя. – У меня на самом деле неплохо. Четыреста метров жилой площади. Кухня в тридцать метров с барной стойкой! Ты когда-нибудь завтракал за барной стойкой собственной кухни?
– Ты обо мне плохо думаешь! Я не всегда был президентом. У меня тоже есть квартира с барной стойкой на кухне. На бульваре Леси Украинки. Это ведь тоже не моя квартира, там, за стенкой твоей спальни!
При упоминании о спальне Майя встрепенулась. Бросила на кухонную дверь встревоженный взгляд.
– У тебя коньячок к кофе есть? – отвлек я ее.
– Да.
Она принесла бутылку «Таврии», две рюмочки.
– Скажи, а кем ты будешь потом? – спросила она неожиданно.
– Потом? Потом я буду Никем с большой буквы. Так бывает со всеми бывшими президентами. Некоторые из них оказываются одновременно в двух местах: в тюрьме и в учебниках новейшей истории. Некоторые – только в учебниках. Впрочем, у нас их пока было слишком мало, президентов.
– Да, и каждый норовил отсидеть по два срока. А ведь и один срок – это тяжело!