Оставив трофей на песке, я пошел к морю, искупался. А вернувшись, решил вытрусить песок из внутренностей палатки и подумать о возможном ее использовании ближайшей ночью, тем более, что тело требовало отдыха.
Немного запутавшись в веревках, я все-таки распустил их и распластал палатку на песке. Потом отыскал вход и, взяв с противоположного конца, тряхнул палатку. Внутри что-то зашуршало. Потрусив еще и видя, что песок изнутри почти не сыплется, я залез рукой внутрь, немного опасаясь наткнуться на какого-нибудь скорпиончика. Но мне повезло. Представителей местной фауны в палатке не оказалось, зато я вытащил оттуда пожелтевшую газету. Каково же было мое удивление, когда, взяв ее в руки, я прочитал название: «Вечерний Киев». Тут меня схватил столбняк и продержал несколько минут в таком состоянии.
Номер «Вечернего Киева» за 15 апреля 1974 года просто ошарашил меня.
Немного придя в себя, я снова засунул руку в брезент палатки, вытащил оттуда коробку спичек и фотоаппарат «Смена». Больше внутри ничего не было.
Хозяином палатки скорее всего был путешественник-одиночка. Если судить по газете, то выехал он из Киева 15 апреля далекого 1974 года. Вот и все, что о нем известно. А сам он, должно быть, растворился в песке. И я машинально осмотрел напряженным взглядом песок, боясь увидеть следы высушенной солнцем мумии.
Взгляд вернулся к фотоаппарату «Смена». Я расчехлил его, осмотрел. Внутри вроде бы была пленка, почти до конца отснятая – в окошечке отснятых кадров стояло «34». Значит, оставалось там еще два кадрика…
К усталости присоединился неопределенный страх. Припомнились следы вокруг места моего ночлега…
Я призадумался.
«Может, пограничники? – была первая мысль. – Это ведь уже не СССР, а Казахстан!» – «А чего бояться? – возникла вторая мысль. – Ну обошли вокруг тебя, но ведь не тронули, не разбудили и документов не потребовали!» – «Вас послушать, так наоборот, радоваться надо тому, что рядом существует какая-то жизнь, проявляющая ко мне живой интерес… – сказал я этим мыслям. – А я уже устал от интереса ко мне… Мне было бы веселее, если б никто вообще не знал о моем существовании…»
Несмотря на усталость, смутный страх заставил меня собрать вещи, уложить фотоаппарат в рюкзак и, взяв в руки канистру и палатку, пройти с километр и только там уже устраивать ночлег.
Эту ночь я спал некрепко, но удобно, постелив на песок найденную палатку.
Иногда вдруг просыпался и прислушивался. Но тишина успокаивала, и я снова нырял в неглубокий сон до следующего внутреннего сигнала тревоги.
Глава 23
Следующим утром я прошел еще несколько километров вдоль края прибрежного плато. Линия берега уходила влево. Однообразное дрожание окружавших меня горизонтов: и морского, и пустынного, размытого теплым маревом, словно в той точке земля переплавлялась в небо или наоборот, – вызывало во мне раздражение.
Я уже не искал взглядом в море корабли и не осматривал жадно пустынные дали.
Просто шел вперед, не будучи до конца уверен в правильности выбранного направления.
В канистре оставалось не больше двух литров воды, хотя мне казалось, что расходую ее я более чем экономно, не говоря уже о том, что умываюсь только в море. Но эта приятная побулькивающая в канистре тяжесть создавала уверенность в безопасности моего пребывания в пустыне. А тяжесть в рюкзаке создавала уверенность в сытости, пусть и однообразной.
Палатка частично свисала с рюкзака, но я уже рассчитал, что если съесть еще пять-шесть банок консервов, она войдет в рюкзак полностью.
В общем, движение мое вдоль Каспийского берега было как бы и стихийным, и распланированным одновременно. Кроме того, какая-то вера, или даже уверенность в случае, конечно, в счастливом случае, тоже ободряла и воображение, и тело.
Ведь найденная одноместная палатка тоже относилась к разряду счастливых случаев. Кто знает, что еще я найду?
И так я шел, пока жара не стала невыносимой. Ощутив легкими иссушающую силу раскаленного солнцем воздуха, я прекратил свой путь и спустился на берег.
Отыскал удобный камень, застелил его палаткой и устроился на нем основательно, словно бывалый путешественник.
Автоматически бросил взгляд на часы, но время они не показывали. Застывшие стрелки только напоминали о моей высадке на этот пустынный берег. Напоминали о недавнем прошлом.
Первым делом я охладил в каспийской воде свой обед: банку каспийской сельди. Опустил в воду и пластмассовую канистру. Подождал с полчаса, потом, поев, прилег на этом же камне, наслаждаясь влажной каспийской прохладой.