Глава 6

Ник

Мне было четырнадцать лет, когда в 1972 году я впе-рвые увидел моего дядю Джона Александра Джекобса, будущего президента Соединенных Штатов. Это про-изошло в грязном коридоре рядом с моргом в одной из больниц города Мехико. Туда полицейские отвезли тело моей матери, умершей от передозировки героина. Джу-лия Марджори Джекобс была доброй и красивой, но ее оказалось очень легко сломать. Она даже не знала, кто был моим отцом. Вероятно, один из тех парней, с кото-рыми она встречалась на первом курсе университета Иллинойса. Марджори Джекобс была первой девушкой из семьи Джекобс, поступившей в университет.

— Все так мной гордились! — любила она говорить мне и при этом плакала. — До тех пор, пока я не забере-менела тобой.

Она не представляла, как это звучит для меня, ее сына. Я лежал в постели ночью и клялся, что стану до-стойным человеком. Я говорил себе, что должен заслу-жить право на жизнь. Я повторял себе, что если смогу спасти мать от нее самой, то заслужу ее любовь. Мекси-канский дипломат-наркоман, последний дружок моей матери, называл ее Мечтающей Маргаритой. Она гово-рила мне, что ее младший брат Ал давно, еще в Чикаго, называл ее Марджи. К тому времени, как она умерла, я никак ее не называл. Мне было слишком больно назы-вать ее матерью. Она перестала играть эту роль, как только я немного подрос и смог сам заботиться о себе. Она даже не заметила, как мы поменялись ролями, — наркотики внушали ей уверенность в том, что она кон-тролирует ситуацию. Но я-то знал, как все обстоит на самом деле. Вскоре я сам стал заботиться о ней — на-столько, насколько она мне позволяла. Я никогда не ранил ее чувства, но и матерью не называл.

Она этого так и не заметила.

В тот вечер меня приковали наручниками к желез-ной скамье в больнице. Кровь была на моих руках и одежде, костяшки пальцев распухли, кожа на них была содрана. Я сидел, опустив голову, и смотрел на пол между моими теннисными тапочками, стараясь ни о чем не ду-мать. Коридор был пуст — обо мне все забыли. Мою мать хорошо знали в обществе как любовницу молодого дип-ломата. Ни для кого не было секретом, что они оба зло-употребляют наркотиками. Когда мать увезли в больни-цу, я как следует отделал этого парня.

Я услышал шаги по кафельному полу, но не сразу поднял голову. Я достаточно времени провел на улицах и мог, как собака, определить приближение опасности по звуку, запаху и даже движению воздуха. Когда ботин-ки на тяжелой подошве остановились недалеко от меня, я достал заточку из рукава и, пряча острое лезвие в ла-дони, поднял голову.

— Отойди назад! — приказал я по-испански. Парень остановился. Он выглядел ошарашенным, но я с первого взгляда понял, что он пришел ко мне. Он был молодым, но выглядел очень серьезным. У него были темные волосы и глаза, как у меня и моей матери. Я решил, что он нормально смотрелся бы на ринге как боксер полутяжелого веса. У него были крупные руки, но чистые, как и его одежда — брюки и рубашка с крас-ным галстуком. Его лицо казалось умным и честным. Меня это удивило. Честное лицо.

Я сидел на полу и смотрел на него, а он подошел ближе и остановился всего в нескольких дюймах от моих коленей. Я быстро выпрямился и покрепче сжал стилет. За кого он себя принимает, черт возьми? За ук-ротителя змей?

— Ты что, оглох? Слушай, когда тебе говорят! — ска-зал я по-английски.

— Я слышу то, что хочу слышать. Мне важно одно: я наконец нашел тебя. — Он помолчал. — И твою мать.

— Я тебя не знаю.

— Но зато я знаю тебя. Ты очень похож на нее. Ты, должно быть, Ник? Ты называешь себя Николас Якобек. Якобек — это наша прежняя фамилия, потому что род-ные твоей матери приехали из Польши.

Я промолчал. Просто не знал, что сказать. Мы с ма-терью все время переезжали. Что касается меня, то у меня не было никого, кроме нее. Никакой семьи. Я взял фамилию Якобек, потому что ей так нравилось. Она ду-мала, что это элегантно и романтично.

— Сдай назад! — Я повторил это громче и поднял руку, демонстрируя стилет.

  32