Особенно,... 
76 
Эллисон удивилась прямоте Уинтер, но честно ответила:
– Болит.
– Ты можешь отдохнуть?
– Да. Клер дала мне неделю. Я собираюсь отмокнуть в горячей ванне с пеной, а потом спать и читать.
На прошлой неделе Эллисон купила недавно вышедшее собрание пьес Питера Дэлтона. В него вошли пьесы «Карусель», «Страж бури», «Эхо», «Бремя глубины», «Скажи “прощай”» и другие. В книге не было только что поставленных на Бродвее «Теней разума» и готовящейся к съемкам «Любви».
Эллисон собиралась после расслабляющей ванны забраться в постель с чашкой чая и читать талантливые слова, написанные человеком, с которым она познакомилась прошедшим августом… человеком, ради которого она так старательно работала, чтобы сделать Белмид уютным, счастливым и безупречным.
– Хорошо, – твердо сказала Уинтер. Она вскинула голову и, подмигнув, спросила: – Как ты думаешь, у тебя будут силы испечь пятнадцатого рождественское печенье?
– Конечно. А что?
– Я сказала Марку, что привезу в Бостон рождественское печенье. – «А я никогда не пекла рождественское печенье». Никто не потрудился показать болезненно застенчивой Уинтер Карлайл, как печь такое печенье. Никого не волновало, есть ли у Уинтер радости детства. По правде говоря, у их домашнего повара не было никакого желания устраивать на кухне некоторый беспорядок ради тихой, неуклюжей девочки. – Ты представляешь, Марк только шесть часов как уехал, а я уже считаю минуты до шестнадцатого…
– Представляю.
По мягкому синему ковру, лежащему на полу в гостиной, Уинтер прошла к обрамленной фотографии. На ней был запечатлен молодой месяц и стояла подпись: «Э. Руссо». Она с минуту с восхищением разглядывала фотографию, потом спросила:
– Как ты думаешь, Эмили захочет помочь с рождественским печеньем, если она будет не в Гонконге или где-нибудь еще?
– Я… нам нужно ее позвать.
– Я ей позвоню, – сказала Уинтер. – Она по-настоящему талантлива, правда?
Эмили вынесла только что отпечатанные портреты из темной комнаты в своей квартире в Санта-Монике и аккуратно разложила по папкам. Через несколько минут она выйдет из дома, чтобы успеть на автобус, который отвезет ее в Беверли-Хиллз на четырехчасовую встречу с Робом.
Раскладывая фотографии по папкам из манильской бумаги, Эмили бросила взгляд на свои ногти, длинные, красивой формы. Это было для Эмили невероятным достижением – длинные, ухоженные, а не обгрызенные ногти! Теперь они выглядели вполне презентабельно. И джинсы Эмили больше не носила. Она носила одежду такую же стильную, как та, что была на манекенах в витринах магазина Буллока в Вествуде. Эмили купила новую одежду – брюки, блузки, свитера и пиджаки – сдержанных тонов и на размер больше, чтобы она сидела свободно и скрывала фигуру. Но все равно теперь она выглядела более стильно.
Эмили было интересно, заметит ли это Роб.
Выходя из своей темной, словно ночью, квартиры под яркое ноябрьское солнце, Эмили думала о женщинах, которых Роб замечает… красивых, ослепительных, уверенных женщинах, таких, как Элейн Кингсли…
Эмили сделала портрет Элейн в начале ноября – подарок-сюрприз от Элейн к дню рождения Роба. Фотографии делались в роскошной квартире Элейн на Роксбери в Беверли-Хиллз. Была ли это квартира Элейн или их общая с Робом квартира?
Элейн расположилась на диване в элегантной гостиной, отделанной в персиковых и кремовых тонах, и критически наблюдала, как Эмили проверяет объективы и фильтры. Элейн не скрывала своего критического взгляда, словно глаза Эмили ничего не видели, а сердце не могло чувствовать боли, когда она смотрела на мир через объектив своей камеры.
Телефон Элейн звонил беспрестанно, но на звонки отвечал автоответчик. Эмили и Элейн слышали все записываемые сообщения – важные сообщения от важных людей важной Элейн, всегда надежному и толковому посреднику. Среди всех этих важных звонков было одно обычное сообщение, раздался знакомый обеим женщинам голос Роба: «Привет, малыш. Я заказал ужин на восемь в «Бордо-рум». Заеду за тобой в семь тридцать».
Постепенно нервозность Элейн перед камерой исчезла. Элейн расслабилась и, как и большинство людей, которых фотографировала Эмили, начала говорить, глядя в объектив, – открыто, откровенно, не сдерживая себя… как будто Эмили и не было в комнате. Именно в такие минуты, когда человек не позирует, не притворяется, Эмили и делала свои удивительные, естественные, раскрывающие суть человека портреты.
76 
