11 
Джулия Энн Хейли даже не пошевелилась. Она осталась сидеть в той же самой позе на том же месте, где провела ночь, — на полу у стены с окнами, на довольно значительном удалении от других пассажиров.
Джулия чувствовала себя одинокой и всеми забытой. Она знала, что ей нужно наладить контакт с людьми. Хорошим началом было бы обменяться любезностями с ненавязчивыми незнакомцами, которых здесь было великое множество.
Она вступит в подобные контакты. Обязательно вступит. Начиная со следующей недели. Или через неделю.
Шаг за шагом, как она обещала себе. И она уже сделала первый огромный шаг, уйдя от всего, что знала и любила, — фигурально выражаясь, сожгла за собой мосты. Бесстрашно сожгла.
А впереди неясно вырисовывалось и пугало даже больше, чем разговоры с незнакомцами, путешествие в Лондон. На Рождество.
Рождество. Это слово и воспоминания о нем породили в ней внезапную панику, настоящую бурю в душе, почище рождественской непогоды. Она не должна была этого делать. Не должна. О чем она думала? Как она могла оказаться в плену несбыточных надежд?
Ладно. Больше она не станет обольщаться на этот счет.
Она просто поедет домой. В Канзас.
Но дома не было. Больше не было. Она продала дом, где прожила двадцать восемь лет. Всю свою жизнь. Это был дом двоюродной бабушки Энн. «Ах, бабушка, что я наделала? Ведь это был твой дом. И еще Уинни. Малышки Уин». К панике добавилась боль, у Джулии зашлось дыхание, а сердце забилось чаще и сильнее.
Что заставило ее принять решение начать новую жизнь? Что было плохого в ее прежней жизни?
Ничего.
Просто тогда все было по-другому, только и всего. Она могла бы назвать себя отшельницей, но в течение многих лет с бабушкой и Уинни жизнь ее была счастливой и радостной.
А последние семь лет? Она больше не была счастливой и радостной. Но после того первого опустошительного года ее жизнь была вполне благополучной. И до того как она решилась на эти грандиозные шаги, она никогда не испытывала ничего похожего на панику.
И она разговаривала с людьми. Да, разговаривала, но чаще всего по телефону. И все равно это был контакт с людьми, совсем неплохой контакт, потому что Джулия помогала людям, которые тревожными голосами звонили ей ночью.
А что еще было в ее жизни? Она пробегала восемь миль ежедневно, следила за новостями. Она была хорошо информирована. Она смотрела «мыльные оперы». А иногда размышляла о судьбах героев «мыльных опер» и их бедах, когда телепередачи заканчивались.
Однако Джулия не заблуждалась относительно реального и вымышленного. Она улавливала разницу между персонажами сериала и жизнью актеров, играющих роли своих героев.
И в тот момент, когда боль забрала весь воздух из легких и паника заставила сердце отчаянно заколотиться в груди, Джулия узнала в толпе актрису, а не героиню «мыльной оперы».
Алексис Аллен. Так звали актрису. Джулия знала также имя ее персонажа. Впрочем, кто же его не знал? Актриса Алексис Аллен играла доктора Веронику Гастингс в «Городе ветров» — «мьшьнои опере», которую критики и поклонники назвали самым захватывающим сериалом года.
Джулия посмотрела на Алексис, на ее такое знакомое лицо и ощутила проблеск спокойствия среди паники… Этакое успокаивающее воспоминание о том времени, когда она смотрела телевизор в мирной тиши своего дом.
Ее дома.
Алексис Аллен была взбешена. Да как он смел? Ну ничего! Он заплатит за это. Цена, которую заплатит этот негодяй доктор Джейс Коултон, определена: он ее потеряет. Потому что она в любом случае с ним порывает.
Этот надменный хирург обязательно захочет ее после возвращения. Разве не так?
У Алексис была уверенность и имелся опыт обращения с мужчинами, однако Джейс не был похож ни на одного из тех, кого она знала раньше. Во многих отношениях. Он мог быть потрясающим в постели — и раздражать холодностью и бесстрастностью, когда страсть его утихала.
Он был холоден как лед этим утром, когда она попыталась сесть рядом с ним. Джейсу следовало бы удивиться, радостно или нет, но удивиться.
Вместо этого в его взоре отразился холод презрения. Такое же презрение прозвучало и в его голосе.
— Этому не бывать, Алексис.
— Это свободная страна, Джейс. Ты не владеешь всем. Я имею право выбрать любой рейс, какой пожелаю.
— Желаю приятной поездки, — произнес он со зловещим спокойствием, собираясь покинуть самолет.
Но ушла она, а не он. И хотя Рождество в одиночестве могло ему нравиться — ведь это он сделал выбор, — ей это было отнюдь не по душе.
11 
