Последние отзывы

  31  

— Джулия!

— Сойти с ума, наверное.

— Вы не сойдете с ума.

— Вы не можете этого знать.

Джейс улыбнулся:

— Но я знаю. Разговор помогает, Джулия. Так говорят. Может, вы мне расскажете об Уинни?

Джейс Коултон искал ее доверия в тот самый день, в который двадцать два года назад нарушил обещание, данное пятилетней девочке.

И в ожидании ее ответа в сердце Джейса разгорелась яростная борьба — борьба между желаниями и разумом.

— Поверьте мне, Джулия.

И она поверила.

— Я не знаю, с чего начать…

— Сначала, наверное.

Вместо ответа Джулия кивнула, а точнее, лишь слегка наклонила голову. Глаза ее смотрели вниз.

— Мне было четырнадцать лет, когда родилась Уинни.

— Джулия!

Она подняла голову:

— Да?

— Начните с себя.

— С себя?

— Да, с себя. С вашей двоюродной бабушки Энн, — мягко подсказал Джейс. — С ваших родителей. С вашего детства в Канзасе.

Их разделяло пространство — двух танцоров на огромной сцене. Джейс стоял у окна, из которого лился серый свет, она — в противоположном конце гостиной, позади плюшевого лилового дивана.

Однако отважная балерина больше не была одинокой. Это было утонченное па-де-де.

— Моя мать родилась в богатой семье, где строго соблюдались правила приличия. Эти традиции переходили из поколения в поколение. Она всячески восставала против этого, в частности выбирая самых неподходящих мальчиков. Когда ей было семнадцать, она забеременела. Беременность нужно было скрыть. Где это лучше сделать, как не в сельскохозяйственном Канзасе? Бабушка, кузина моей родной бабушки, переехала туда. В Тирней. Бабушка не знала ни души в новом городке. Она и мой двоюродный дедушка Эдвин жили в Канзас-Сити в течение сорока лет. Но однажды, проезжая на машине, они обнаружили Тирней и решили, что это вполне симпатичное местечко, где можно будет скрыться. Там она жила еще шесть месяцев после того, как Эдвин умер. Хотя он всегда оставался с ней — они жили очень счастливо.

Джулия вскинула руки, которые раскрылись, словно лепестки белого цветка.

— Бабушка и Эдвин всегда хотели иметь детей, но их не было, поэтому они с готовностью согласились приютить дочку своенравной беременной семнадцатилетней девицы. За сокрытием беременности должно было последовать еще более тайное удочерение. Но бабушка…

— Хотела вас.

— Да, — шепотом подтвердила Джулия. — Бабушка хотела меня.

Балерина выдвинулась из-за плюшевого лилового дивана к голубой елке. Испугалась ли она, узрев ее великолепие? Нет. Не было никакого трепета, когда она зажгла крохотные белые огоньки, которые образовали мириады радуг в кристалликах снега.

— Моя мама назвала меня Джулией, как звали и ее, а когда мне было четыре года, я дала себе имя Энн — имя бабушки. Впоследствии и фамилия моя стала такой же, как у бабушки. Через неделю после моего рождения моя мать ушла. Она появилась лишь тогда, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Бабушка изложила мне деликатную версию о том, что мать была слишком молода, чтобы иметь ребенка, и что она, бабушка, очень хотела меня. Однако у моей матери была наготове более жесткая версия, когда она появилась у нас… беременная сестренкой Уинни. Но это не имело значения. Не имело значения ничего, кроме того, что я должна буду провести все годы с бабушкой. И с Эдвином. Он был с нами, делился своей мудростью через бабушку, не говоря уж о его трюках при игре в кункен.

Джулия дотронулась до снежного кристаллика, и тот отбросил радугу на ее лицо. На ее улыбку.

— Мы так веселились все трое. Не хватало суток, чтобы переделать все то, что нам так нравилось. И когда пришло время идти в школу, я просто не смогла. — «Я не могу тебя покинуть, бабушка. Я не могу».

Джейс представил себе брошенную маленькую девочку и двоюродную бабушку, которую она любила. Что это — вспышка раздражения? Нет. Просто откровенное выражение истины.

— И что сказала бабушка?

— Что она может учить меня дома, как она это уже делана. Мы решили, что я буду ходить в школу иногда. Но это время так и не пришло. Я не стремилась заводить себе друзей моего возраста, потому что у меня была бабушка, а она не искала себе друзей ее возраста, потому что у нее была я. Бабушка узнала на опыте своей жизни с Эдвином, что даже сорока лет вместе недостаточно. Они иногда обращались с временем небрежно — не намеренно, а по недомыслию, — думая, что у них его немерено, и забывая ценить каждую минуту и каждую секунду.

  31