Она дрожала — не от слезоточивого газа, от возмущения Гарта, от того, насколько глубоко его все это затронуло. Он знал, как все это важно. Он знал, чего хотел и к чему идет. Его мир был гораздо больше, чем ее. Став на колени, Стефания начала подбирать рассыпавшиеся бумаги, складывать в коробку, которую она нашла на письменном столе. Гарт смотрел на ее склонившуюся голову, на тяжелые волосы, падавшие ей на лицо. Прекрасная, спокойная Стефания. Мудрая не по годам молоденькая девушка. Ждет чего-то. А кто он такой, чтобы суметь дать ей то, чего она ждет? Рядом с ней он все еще чувствовал себя неотесанным крестьянским парнем. Она встала.
— Я думаю, что порезалась. — Кровь бежала по ее руке.
— Стекло, — сказал он сердито. — Дай посмотрю. Она протянула руку, как ребенок. Гарт осторожно занялся ее рукой, достав аптечку из выдвижного ящика письменного стола. Теперь была ее очередь посмотреть на его склонившуюся голову, когда он копался в письменном столе.
— Здесь все есть, — пробормотал он. — В биологической лаборатории часто бывают порезы. — Он поднял голову и встретил ее взгляд. — Ты знаешь, — продолжал Гарт, — наверное, ты единственная в мире женщина, которая может выглядеть красивой после слезоточивого газа. Ты только что прошла через тест Андерсена по красоте. От слезоточивого газа красивые женщины немедленно превращаются в жаб. Почему ты смеешься? Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Думаю, что я нашел осколок, поэтому сиди спокойно, сейчас удалю его. — Он согнул ее руку и осмотрел рану. — Прости, — сказал он. — Я также хотел бы взять тебя к себе домой, и любить вечно. И мечтаю я об этом все те несколько недель с тех пор, как мы встретились в Брин-Море, — произнес он. Не глядя на нее, Гарт перевязал ей руку чистым бинтом. — Что ты думаешь? — спросил он тихо.
— О чем?
— Об одном или двух вышесказанных предложениях.
— Да, — сказала она. — Это ответ на оба предложения.
В мае кусты в университетском городке Брин-Мор цветут розовым и белым цветом и землю покрывает ковер лепестков. Жаркое солнце прогоняет прочь апрельские дожди, и птицы поют на ветвях старых деревьев. Самый подходящий сезон для свадеб.
Во дворе библиотеки Томаса рядом со Стефанией стояла Лаура, бросая критический взгляд на круглый пруд со спокойными, мирными, безмятежными утками, на ровный ряд стульев рядом с ним и длинные столы с едой и напитками.
— Слишком скромно для свадьбы, — сказала она задумчиво, — больше похоже на обычный праздник в саду. Не хочешь ли устроить что-нибудь более традиционное, дорогая?
— Я хотела именно так, — проговорила Стефания мечтательно, глядя на своих друзей и друзей Гарта, собравшихся малыми группами в ожидании начала церемонии.
— Стойте смирно, — скомандовал Гордон и щелкнул фотоаппаратом.
— Ты уверена, что нужно оставить учебу? — продолжала Лаура.
— Мама, если Гарт в Иллинойсе, как же я могу оставаться здесь?
— Он мог бы подождать два года.
— Нет, не мог. Работа на Среднем Западе — это тоже хорошо. — Она поцеловала Лауру в щеку. — Мы купим большой дом с множеством спальных комнат, и вы приедете к нам. Ты никогда не была в Эванстоне, правда? Или в Чикаго?
— Ни там, ни там.
— Ну вот, теперь будешь.
Стефания увидела, как появилась Сабрина и подошла к судье Ферфаксу.
— Извини, — сказала она и поспешила в объятия сестры. — Ты прекрасно выглядишь!
— Нет, это ты прекрасно выглядишь… Можно ли быть такой счастливой?
— Когда я приеду на твою свадьбу, то задам тебе такой же вопрос.
Сабрина улыбнулась.
— Судья Ферфакс говорит, что в Вашингтоне он качал нас на коленях, когда мы были младенцами.
— И предсказывал, что буду председательствовать на ваших свадьбах, — добавил судья, — я жду, когда Сабрина даст мне подходящий предлог для поездки в Европу.
Сабрина подняла брови и тут же переменила тему. Стефания подумала, что сестра никогда не говорит о себе. Даже в письмах. Она писала как добрая подруга, рассказывая о жизни вокруг, задавала интересные вопросы, но всегда несколько отвлеченно от себя. Точно так же она вела себя в Шотландии, где они прошлым летом были вместе с родителями. Кроме того, Сабрина была тихой, спокойно позволяя другим вовлекать ее в свои разговоры. Стефания все понимала. Она стыдилась своей мелочности, но ничего не сделала для того, чтобы Сабрина почувствовала себя лучше, и целый месяц ни одна из них не провела так хорошо, как могла бы.