ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Музыкальный приворот. Книга 1

Книга противоречивая. Почти вся книга написана, прям кровь из глаз. Многое пропускала. Больше половины можно смело... >>>>>

Цыганский барон

Немного затянуто, но впечатления после прочтения очень приятные )) >>>>>

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>




  154  

— Мне жаль, — сказал я. — Мне жаль, что так вышло, но…

— Но ты знал, что это случится, — оборвал он меня. — Да, тебе ни к чему все это говорить. Ты твердил мне об этом все время.

— Я не это хотел сказать, — возразил я. — Я хотел сказать, что, быть может, все равно пришло время уйти из программы. Со скольких лет ты там — с двенадцати?

— С четырнадцати.

— Ты же не хочешь весь остаток жизни играть одного персонажа, правда?

— Это работа, дядя Мэтт, — сказал Томми, поднимаясь и глядя на меня; лицо его скривилось от жалости к себе. — И я слишком долго пробыл в этом шоу. Думаешь, какой–нибудь ассистент режиссера по кастингу из любого телешоу или фильма посмотрит на меня и увидит Томми Дюмарке? Нет! Они все видят Сэма Катлера. Тупого Сэма. Мальчика с золотым сердцем и двумя извилинами в голове. Я теперь актер одной роли. Ты знаешь, что случилось с Майком Линкольном, а? Или Кэти Элиот? Или Питом Мартином Синклером? Где ты их теперь увидишь?

— Кого? — спросил я, не вполне понимая, что он хочет сказать.

— Вот именно! — завопил он. — Когда–то они были такими же крутыми, как я. И кто они теперь? Ничто! Никто! Может, работают где–нибудь в ресторане — вам картошку–фри, сэр? Вот мое будущее. Никто не возьмет меня на телевидение. Я нетрудоспособный! — Он закрыл голову руками, и на секунду я испугался, что он плачет, но он не плакал. Он просто хотел погрузиться в темноту. Он не хотел ничего видеть — или никого. Ему хотелось выйти из игры. — Я жалею, что не умер, — просто сказал он, отняв от лица руки. — Жалею, что передозировка не убила меня.

— Ну хватит, — разъяренно сказал я, подошел и сел рядом с ним на кушетку. Я взял его лицо в свои руки, но Томми отвел взгляд; он выглядел таким уставшим, таким опустошенным, что я всем сердцем потянулся к нему. И сейчас в его лице — этом лице умирающего мальчика — я видел лица его предков, и все эти люди умирали в его возрасте. Потерянный, подавленный Томми был готов присоединиться к ним. — Ты не умрешь, — твердо сказал я.

— А что мне остается? — спросил он.

— Например, ребенок, — сказал я. Он лишь пожал плечами. — Скажи мне, — добавил я через минуту. — Ты все время твердил, как ненавидишь свою известность, как был бы рад расстаться с ней. Ты говорил, что не выносишь людей, которые все время пялятся на тебя…

— Ну, не все время, — пробормотал он; что ж, у него еще сохранилась искорка юмора.

— Ты в самом деле хотел бы расстаться с ней? — спросил я. — Насколько важна для тебя слава? Скажи мне, Томми. Насколько важна слава? Много ли это значит? Важно ли иметь в друзьях десятки знаменитостей, которые все время болтаются вокруг?

Он сосредоточился на минуту и задумался, словно сообразил, что его ответ может оказаться важным.

— Не особенно, — сказал он — почти открытие для него самого. — Я был знаменит. Я и сейчас знаменитость. Это немногого стоит. Я просто хочу успеха. Я не хочу быть неудачником. У меня есть… не знаю… амбиции. Я хочу ощущать, что преуспел в жизни. Что я чего–то стою. Я не хочу топтаться на месте. Я должен… добиться! — завопил он. — Моя жизнь должна обрести какой–то смысл.

— Отлично! — торжествующе закричал я. — Ты этого хочешь? Ты в самом деле этого хочешь? Ты стремишься к успеху?

— Да.

— Хорошо. Тогда это — все это — не имеет никакого значения. Забудь о шоу. Там ты уже сделал все, что мог. Посмотри на себя, ради бога, — тебе же едва за двадцать. У тебя вся жизнь впереди. Ты столько всего достиг за последние десять лет — в десятки раз больше, чем другие за всю свою жизнь. Только представь себе, что ты можешь сделать в будущем! Соберись или ты умрешь. Ты мог убить себя, как это случилось со всеми вами.

— Большое дело, мать твою, — сказал он, снова потухнув.

— Ладно, Томми, — тихо сказал я. — Я хочу, чтобы ты сел и выслушал меня. Я хочу рассказать тебе о твоей семье. Твоем отце, его отце, и его отце. Я этого никогда никому не говорил, поверь мне. Я хочу объяснить тебе, как они сбились с пути, и если ты не изменишь свою жизнь — нет сомнений, кто из нас останется жить дальше. Девять поколений Дюмарке, о судьбе которых тебе ничего не известно, — все вы так предсказуемо сходили в могилу. Теперь этому конец, Томми. Конец, здесь и сейчас. Сегодня.

Он уставился на меня, как на сумасшедшего.

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— Я говорю об истории.

— Об истории?

— Да! Я говорю тебе о том, что ты идешь по той же дорожке, что и твои предки, потому что ты слишком глуп, чтобы раскрыть глаза и начать жить! Всем вам было наплевать на жизнь, и потому вы с такой легкостью жертвовали ею. А я получил все ваши годы. И с меня хватит, ясно? — Я кричал, я говорил то, о чем раньше не мог и помыслить.

  154