Стоп! Щеголева прислушалась к тишине на другом конце провода. Ей назначают свидание, а она думает о муже, пытается разложить по полочкам все, что происходило между ними. Какой бред. Юлия почувствовала, что ее бросило в жар. Она машинально провела рукой по горячей щеке и неловко кашлянула в трубку.
— Вы слышите меня? — тут же раздался голос Рогозина.
— Да, да, простите. Я немного отвлеклась. Дочь показывает, что я ей нужна, — солгала Юлия.
— Понимаю. Тогда в субботу в шесть вечера под вашими окнами будет стоять машина. Я уже отсчитываю часы, которые приближают нашу встречу, Юлия Сергеевна.
— Дмитрий, я повторяю, что вы можете обращаться ко мне просто по имени.
— Спасибо. Я хотел еще раз от вас это услышать.
— Тогда до встречи.
— До встречи. И имейте в виду, я постараюсь произвести на вас впечатление! — предупредил Дмитрий, еще не зная, что конкретно вкладывает в эти слова. На разгул фантазии у него было много времени.
— Хорошо, я постараюсь быть объективной.
— Договорились, Юлия. Положите трубку первой, пожалуйста, — попросил он.
— Кладу.
В трубке раздались гудки. Рогозин выключил телефон и прижал ладони к лицу. Голос Юлии все еще стоял у него в ушах. Он не думал, что будет так волноваться. Временами ему было трудно справляться е дрожью в голосе. Эмоции-предатели, как ими бывает трудно управлять, и какое удовольствие доставляет победа в этом поединке. Сейчас он был доволен собой. Пожалуй, Андреева права: нельзя ставить точку в такой короткой истории. Он не собирается обнажать свою душу до конца, он будет осторожным и наблюдательным, а Щеголевой придется нелегко. Она увидит, на что способен мужчина, решивший завоевать женщину. Она сама захочет ощутить манящую новизну. Это сейчас она в нерешительности, но он поможет ей забыть все, что так упорно тащит ее назад, в прошлое. Рогозин объяснит ей, что назад хода нет. Дмитрий усмехнулся и отнял руки от лица — она будет сгорать от желания быть с ним рядом. Это она начнет считать дни, часы до их следующей встречи. Пусть она побудет в его шкуре — он слишком долго мучился неопределенностью. Теперь он уверен в своих силах, как никогда.
Выйдя в зал, Рогозин медленно подошел к своему рабочему месту, сел в кресло стажера рядом с Надеждой. Она отвлеклась от чтения журнала и вопросительно посмотрела на него. Дмитрий очаровательно улыбнулся и решил ничего ей не говорить. Пусть мучается в догадках. Любопытство нельзя сразу удовлетворять. Так не интересно, а он с этого дня будет сразу в двух ролях: наблюдателя и главного действующего лица. Наблюдать иногда даже более забавно, чем быть в роли участника.
— Ну, Надежда, приступим к завершающей стадии, — продолжая улыбаться, сказал Рогозин.
— Приступим, — согласилась Андреева, пытаясь понять причину яркого румянца на щеках Дмитрия. Она наблюдала за ним, пока он надевал халат. Заметила тонкую цепочку с подковкой, уютно лежащей на рыхлой вязке белого свитера. И почему-то решила спросить: — Вы верите в приметы?
— Не во все.
— А в подкову, которая приносит счастье?
— Я их коллекционирую, — подняв указательный палец вверх, ответил Рогозин. — Соответственно счастье не может пройти мимо меня.
— Интересная теория.
— Моя, — улыбнулся Рогозин и обратился к Лене: — Смойте, пожалуйста, бальзам.
Пока Лена выполняла свою работу, Дмитрий задумчиво смотрел в окно. Он неподвижно стоял в полоборота к Надежде, пристально вглядываясь в знакомую картину за окном. Он только физически находился здесь. Все его помыслы уже улетели на несколько дней вперед, где его ждет встреча с Юлией. Он хотел поскорее оказаться с ней в постели. Ему было невыносимо думать о том, что придется ухаживать, производить впечатление, завоевывать. Как несправедливо устроен мир. Ну почему считается, что мужчина должен проявлять инициативу, доказывать делами и помыслами, что достоин. А если ему самому было бы приятно почувствовать себя завоеванным. Это совершенно не то, что пытались показать ему все эти фарфоровые статуэтки с ароматом дорогой косметики. Они навязчиво предлагали свою любовь взамен на возможность блистать рядом с известной личностью. Для них только это и было важно — принять долю его успеха и славы. Как они ни маскировались, Дмитрию всегда удавалось вывести их на чистую воду. После этого каждая открывалась с новой, тщательно скрываемой стороны: обиды, слезы, угрозы, реже — молчаливый уход из его жизни, еще реже — слова благодарности за то, что было.