58 
— Ничего подобного.
— Разумеется, побил.
— Я притворилась, сукин ты сын. А ты настолько самоуверен, что купился.
Молчание.
— Это ложь.
— Нет, это правда. Разве ты не можешь понять, правду или ложь ты слышишь?
— Ах ты, грязная мразь.
— Нет. Ты хотел втоптать меня в грязь и сделать своей шлюхой, но я не позволила. Ты проиграл, Чавез.
Ей казалось, что трубка вибрировала в ее руке.
— Если ты говоришь правду, то тем сильнее мне хочется тебя найти. Выходит, у нас одно дело осталось незаконченным. Мне почти так же хочется схватить тебя, как забрать своего сына. Ты еще не забыла, что значит чувствовать на себе мои руки?
Врезающиеся в запястья веревки, его руки, шарящие по всему телу. Не думать об этом. Забыть.
— Я забыла. И тебе никогда не заполучить Барри.
— Я дам ему другое имя. Дам ему мое имя. Маленький Рико.
— Нет.
— Да. Ведь он мой сын. И я буду говорить ему, что делать, а что нет.
«Подави страх и злость. Они тебе не помощники», — сказала она себе.
— Почему ты захотел поговорить со мной? Ты ведь не думаешь, что я сообщу тебе что-то полезное.
— Хотел услышать твой голос. С ним связаны приятные воспоминания. — Он помолчал. — И тут у меня есть еще кое-кто, жаждущий услышать твой голос. Передаю ему трубку.
— Елена?
О господи! Она закрыла глаза.
— Луис.
— Ты должна сделать, как он велит. — Голос брата дрожал. — Я больше не могу выносить боль. Он говорит, что убьет меня.
— Какое мне дело? Ты меня предал, Луис. Ты рассказал Чавезу про Барри.
— Я не мог больше терпеть. Меня ломало. Нужна была доза. Доминику не следовало мне ничего говорить. Он ведь молчал все эти годы. Зачем он мне рассказал? Я не хотел тебя предавать.
— Но предал. Тебе плевать на меня, на Барри, на Доминика. Тебе бы только наркотик заполучить. — Она моргнула, стряхивая слезы. — Так вот, мне безразлично, что сейчас с тобой случится. Мне надо беспокоиться о тех, кого ты предал Чавезу.
— Тебе не может быть безразлично. — Голос Луиса был полон отчаяния. — Помнишь, когда мы были детьми? Все те хорошие времена… Помоги мне, Елена.
— Отдав моего сына? Ты рехнулся.
— Я ничего не мог с собой поделать. Ты всегда была сильной. Я не выношу боль, Елена. Они будут меня мучить.
— Прости, Луис, — прошептала она. — Я не могу тебе помочь.
— Ты должна…
Голос его пропал, Чавез взял у него трубку.
— Слушай, ты страшная женщина, Елена, — сказал он. — Он такой несчастный. Неужели не пожалеешь его?
— Ты можешь его отпустить. — Она старалась говорить спокойно. — Как ты мог подумать, что я отдам своего сына за человека, который меня предал?
— Я думал, а вдруг. Ты, конечно, необычная женщина, но наверняка у тебя сохранились теплые чувства к брату, с которым ты вместе выросла. Вы делили опасности и радости. Нет, ты наверняка к нему небезразлична.
— Мне абсолютно на него наплевать.
— Тогда ты не станешь возражать, если я немного с ним поиграю. Вдруг у него есть что-то общее с тобой. Это может занять больше времени, чем ты думаешь, Елена. Я дам ему возможность позвонить, когда увижу, насколько он слаб. — Чавез отключился.
Луис…
Елена сунула телефон Галену:
— Он… дал трубку брату.
— Я понял.
— Он будет его мучить. — Она пыталась сдержаться, не показывать, как дрожат губы. — Мне плевать. Он мне безразличен. Он это заслужил.
— Да.
— Я пыталась снять его с наркотиков. Сделала все, что смогла. Он не слушал. Это не моя вина… — Слезы текли по ее щекам. — Я не могу ничего сделать, Гален. Не могу ему ничем помочь.
— Я знаю. — Он обнял ее. — Тихо, успокойся, я знаю.
— Ничего ты не знаешь. — Она вцепилась в его рубашку. — Я его любила. Думаю, я все еще его люблю. Я не хотела, но он заставил меня вспомнить…
— Что случилось? — нахмурился Доминик, поднимаясь по ступенькам на веранду. — В чем дело, Елена?..
— Луис… — Она оттолкнула Галена и вытерла слезы с лица тыльной стороной ладони. — Луис у Чавеза, Доминик.
Он в ужасе замер.
— Луис?
— Он собирается его пытать. Он любит это делать.
Доминик не сразу оправился от шока.
— Но Луис помог ему. — Он потряс головой, словно это могло помочь думать трезво. — Чавезу это без разницы. Ужасно. Иногда я забываю, насколько он порочен.
— Я не забываю.
— Мы можем его спасти?
— Только уступив Барри. Ты знаешь, я на это не пойду.
58 
