162 
Кихада допил из своей чашки остатки кофе и сидел, держа ее на коленях.
— Я вижу, вы считаете, что это не такая уж хорошая идея.
— Я думаю, что у тебя с этим могут быть проблемы.
— Но это не все, что вы думаете.
— Нет, не все.
— То есть вы думаете, что его место там, где он есть.
— Я думаю, что у мертвых нет национальности.
— У них нет. Но у их близких есть.
Кихада не ответил. Долго сидел неподвижно, потом поерзал. Подался вперед. Перевернул белую фарфоровую чашку и, подняв ее на ладони, внимательно осмотрел.
— Мир не имеет имени, — сказал он. — Названия холмов и горных кряжей, пустынь и рек существуют только на картах. Мы их выдумали, чтобы не сбиваться с пути. Но сделать это нам пришлось по той причине, что с пути-то мы уже сбились. Мир нельзя потерять. Каждый из нас — это мир. Однако вследствие того, что эти названия и координаты придумали мы сами, они не могут спасти нас. Они не могут за нас найти верный путь. Твой брат сейчас в том месте, которое этот мир для него избрал. Он пребывает там, где ему и положено. Кроме того, место, которое он для себя нашел, в какой-то мере он избрал себе сам. А это уже удача, от которой нельзя с презрением отмахнуться.
Серое небо, серая земля. Весь день, нахохлившись, он двигался на север на мокром сгорбленном коне по зыбкой слякоти проселочной дороги. Дождь со шквалистым ветром торопливо бежал впереди той же дорогой, барабанил по клеенчатой куртке, наполнял следы от копыт, и за спиной они сразу затягивались жижей. Вечером опять услышал над собою журавлей, которые летели выше слоя туч, по ним следя за кривизной земли и за земной погодой. Граммофонными иглами цепких глаз держась борозды, которую проложил для них Господь. Ишь разлетались, окрыленные сердца!
Вечером въехал в Сан-Буэнавентуру, где по всему alameda [838] стояли сплошные озера, из них торчали побеленные до первого сучка стволы деревьев, дальше мимо белой церкви, а за ней свернул на старую дорогу в Гальего. Дождь перестал, лишь капало с деревьев бульвара и с canales [839] на крышах глинобитных домишек, тесно обступивших улицу. По пологим холмам дорога уводила из города на восток, а где-то в миле и гораздо выше города на широком горном уступе расположилось кладбище.
Там он свернул и, увязая в грязи, потащился по подъездной дорожке к дощатым воротам, около них остановил коня. Кладбище представляло собой огромный нерасчищенный пустырь с валунами, заросший ежевикой и огороженный невысокой земляной стенкой, уже тогда полуразвалившейся. Остановившись, огляделся. Картина невеселая. Обернулся, посмотрел, как там вьючная лошадь, поднял взгляд на бегущие над головою облака и отблески вечерней зари, угасающей на западе. Из ущелья между двух гор задувал ветрище. Билли спешился, бросил поводья и, пройдя в ворота, оказался на площадке, мощенной булыжником. Откуда-то из буйных зарослей папоротника вылетел ворон и, сипло каркнув, резко свернул на ветер. Среди крестов и приземистых досок с табличками высились какие-то дольмены из красного песчаника, которые на этом диком поле напоминали увиденные издали античные руины в окружении голубых гор вдали и холмиков поближе.
Могилы в большинстве своем были всего лишь пирамидами камней без каких бы то ни было опознавательных знаков. Некоторые венчал простой деревянный крест из двух брусков, сколоченных вместе гвоздями или скрепленных проволочной обвязкой. Валявшиеся там и сям под ногами булыжники явно были разбросанными остатками таких же пирамид, так что, если не брать во внимание несколько красных стел, поле выглядело местом захоронения останков после какой-нибудь битвы. И все это при полной тишине — помимо посвиста ветра в бурьяне. Билли пошел по узенькой малоприметной тропке, вьющейся среди могил, надгробных плит и памятных табличек, почерневших от наростов лишайника. Невдалеке видел красный каменный столб в форме дерева со спиленной кроной.
Брат оказался похоронен у южной стены под дощатым крестом, на котором раскаленным гвоздем была выжжена надпись: «Fall el 24 de febrero 1943 sus hermanos en armas dedican este recuerdo DEP».[840] К стойке креста прислонено кольцо из ржавой проволоки, когда-то бывшее венком. Имени нет.
Он сел на корточки, снял шляпу. Чуть в стороне за южной стеной тлела сырая куча мусора, и к темным тучам косо возносился черный дым.
Пока ехал обратно в Буэнавентуру, стемнело. У церкви слез с коня, вошел в дверь и снял шляпу. У алтаря теплилось несколько тонких свечек, их зыбкие отблески позволяли разглядеть в полумраке одинокую коленопреклоненную и молитвенно сгорбленную фигуру. Билли двинулся по проходу. Местами плитки от пола отстали, они щелкали и хрустели под ногой. Нагнувшись, он коснулся рукава молящейся.
838
Центральному бульвару (исп.).
839
Желобов (исп.).
840
«Пал 24 февраля 1943 клянемся помнить братья по оружию покойся с миром». (DEP — Descansa en Paz.)
162 
