Индейцы вечером пошли дальше. Над оазисом воцарилось великое молчание. Билли взял ружье и пошел с псом в красноватых долгих сумерках через травы исследовать местность. Тощие коровы желтоватой масти выглядывали из-за тополей и акаций, фыркали и рысцой отбегали. Охотиться было не на кого, за исключением мелких вяхирей, слетающихся к воде, но он не стал на них тратить патроны. Стоя на взлобке саванны, он смотрел, как на западе солнце заходит за горы, вернулся в темноте, а утром они поймали коней, поседлали Бёрда и двинулись вновь.
Под вечер въехали в мормонское поселение Колония Хуарес, дорога пошла между виноградниками и садами, они срывали с деревьев яблоки и совали за пазуху. Через реку Рио-Касас-Грандес переправились по узкому дощатому мостику и дальше ехали мимо аккуратных беленых домиков, обшитых вагонкой. Недлинная улица была обсажена деревьями, а домики выглядели ухоженными — около каждого садик и лужайка, обнесенная беленьким штакетником.
— Что это за поселок, интересно, — сказал Бойд.
— Понятия не имею.
В конце улицы поворот, опять пыльная дорога, и снова они в пустыне, как будто этот ухоженный городок им всего лишь приснился. Вечером по дороге на Касас-Грандес им попались обнесенные стеной руины древнего глинобитного города чичимеков. {54} В лабиринте его саманных перегородок кое-где проглядывали огоньки костров: там ютились бездомные, они то и дело вставали и переходили с места на место, и тогда по осыпающимся стенам начинали метаться тени, будто сбегаются пьяные сторожа, а потом над мертвым городом взошла луна и залила своим светом зубчатые стены укреплений, осветила лишившиеся крыш склепы, ямные печи, саманные загоны для скота и корт для игры в мяч, ставший местом охоты ночных хищных птиц, воссияла над сухими оросительными каналами, где глиняные черепки и каменные орудия лежат вперемешку с костями их изготовителей, накрепко впаянными в потрескавшиеся глиняные донца.
Перевалив через насыпь Северо-Восточной мексиканской железной дороги, въехали в Касас-Грандес и миновали депо; проехали еще немного по улице, привязали коней у входа в кафе и вошли. Надо же: на потолке патроны с лампочками, льющими на столики жесткий желтоватый свет, — первые увиденные ими электросветильники с тех пор, как позади осталась Агва-Приета на американской границе. Сели за столик, Бойд снял шляпу и положил на пол. В зале кафе никого. Через какое-то время из завешенного портьерой дверного проема в задней стене вышла женщина, приблизилась и встала у их столика, глядя на них сверху вниз. Блокнота для записей при ней не было, как не было, похоже, и меню. Билли спросил ее, имеется ли жареное мясо, она кивнула и сказала, что да. Сделав заказ, они сидели и смотрели в узкое окно на улицу, где стояли кони. Темнело.
— Ты о чем думаешь? — спросил Билли.
— Насчет чего?
— Вообще.
Бойд покачал головой. Свои тощие ноги он вытянул перед собой. По другой стороне улицы мимо тускло освещенных витрин прошествовала семья меннонитов в непременных своих комбинезонах — мужчины впереди, женщины в старомодных линялых длинных платьях и с корзинами сзади.
— Ты на меня не обижаешься?
— Нет.
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Ну ладно.
Бойд неотрывно смотрел на улицу. Через некоторое время он обернулся и взглянул на Билли.
— Я думал о том, что как-то это слишком просто получилось, — сказал он.
— Что именно?
— Когда мы там на Кено наткнулись. Как мы Кено забрали.
— Пожалуй. Может быть.
Он понимал, что коня они еще не совсем забрали — сперва надо границу с ним пересечь, так что ничего еще не просто, — но этого он не сказал.
— Ты прямо во всем видишь подвох, — сказал он.
— Да нет.
— Все изменится.
— Я знаю. Но не все.
— Вечно ты беспокоишься. Но беспокойством ничего ведь не изменишь. Правда?
Бойд сидел, смотрел на улицу. Мимо проехали два всадника, одетые в вычурную униформу, — вероятно, оркестранты. Оба посмотрели на лошадей, привязанных у входа в кафе.
— Правда? — повторил Билли.
Бойд покачал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Неизвестно, как бы все обернулось, если бы я тогда не забеспокоился.
В ту ночь они спали в пыльном бурьяне у самой железной дороги, утром помылись в оросительной канаве, сели на коней и вернулись в город, где позавтракали в том же кафе. Билли спросил уже знакомую им женщину, не знает ли она, где находится контора ganadero [256] по имени Сото, но она не знала. Они от души наелись яичницы с чоризо {55} и тортильями из пшеничной муки, каких в этой стране они прежде не видывали, зато уж и расплатиться пришлось чуть ли не последними деньгами. Вышли, сели на коней и поехали по городу. Контора Сото оказалась в кирпичном здании тремя кварталами южнее. По дороге Билли разглядывал отражение двух всадников в витрине здания напротив — две ледащие лошаденки частями проплывали по треснутым стеклам, — как вдруг, заметив еще и нелепо сложенного пса, осознал, что всадник, который едет во главе этой непритязательной процессии, он сам и есть. И только после этого заметил над головой у всадника буквы на стекле; буквы сложились в вывеску: «Ganaderos», а выше — «Сото и Гиллиан».