— Келли, вперед! — Элейни подтолкнула девушку к выходу.
Это был первый раз, когда Келли отведала что-то крепче самого крепкого кофе. И почувствовала себя отвратительно буквально тотчас же. Неверным шагом она поплелась из закутка, где шепталась с кузиной, через огромный переполненный зал, натыкаясь то на одного, то на другого гостя виллы Корос, к патио, где еще недавно маячил объект ее мечтаний.
Она рывком раздвинула окна, и горячий воздух греческого лета обдал ее сгустком ароматов цветущего сада. Голова зашлась от эйфории. И вот только теперь Келли почувствовала, что готова абсолютно на все. Однако Александроса на террасе уже не было.
Она облокотилась о перила и, бессмысленно глядя вниз, как заклинание стала нашептывать три волшебных слова:
— Сейчас или никогда… Сейчас или никогда… Сейчас или никогда… Никогда…
— Кто здесь?!
Она обмерла, услышав звуки любимого голоса.
— А, Келли, это ты… — слегка разочарованно протянул Александрос, появившись из-за угла.
— Я… это… — захлебнувшись словами, выдавила она.
— А что ты тут делаешь? Почему не со всеми? — хмуро поинтересовался он.
Сложнее всего отвечать на простые вопросы, это Келли поняла уже давно. «Сейчас-или-никогда» продолжало вертеться в ее захмелевшей голове.
Она просто уставилась на него непонимающим взглядом и в сотый раз дивилась его знойной красоте. Келли очнулась, когда увидела, как вопросительно он изогнул брови в ожидании ответа.
— Ах! Я воздухом вышла подышать. — Она попыталась придать своим интонациям побольше игривой непринужденности, но тотчас осеклась и потупилась.
— Может быть, тебе принести вина? — поинтересовался он тоном гостеприимного хозяина.
Келли невольно поежилась при упоминании о вине. Александрос, неверно поняв этот жест, снял с себя пиджак и набросил его на девичьи плечи, полагая, что она озябла.
— Уже темно и поздно, Келли. Твои не будут беспокоиться? — поинтересовался он.
— Нет… не думаю. А могу я немного посидеть здесь с тобой? — робко спросила девушка, не поднимая глаз.
— Прости, сегодня я не расположен болтать, — сухо ответил мужчина.
— Я побуду тут молча! — Келли с надеждой посмотрела на Александроса.
И она увидела, что объект ее любви превозмогает в эту минуту какую-то душевную муку, как и полагается всем сложным натурам, чей блистательный облик так часто сочетается с неистовством подспудных терзаний, как знала она из книг. И только искренне любящему сердцу доступно осознание этих бездн, а чуткость и терпение способны излечить страдающую душу… Так думала девушка.
— Ты так забавно краснеешь! — усмехнулся Александрос. — Тебе известно это?
— Это ужасно! — воскликнула Келли, и к красноте щек добавилась краснота глаз, которые она поспешила отвести в сторону.
Если он заметил, как я краснею, значит, он заметил и то, как меня откормила бабушка, в отчаянии подумала Келли, уверенная, что за несколько летних недель на отдыхе стала невозможно толстой.
— Ничего ужасного. Ты в свою маму. У той я тоже замечал такой внезапно вспыхивающий румянец… Настоящая английская роза.
— И мой папа так говорит, — подхватила Келли.
— Что именно говорит твой папа? — с улыбкой снисхождения взрослого к несмышленышу полюбопытствовал Александрос.
— «Я полюбил ее тотчас, как она зарделась смущением», — с удовольствием вспомнила Келли и радостно посмотрела на Александроса.
Тень пробежала по его красивому лицу.
— Мне надо идти, — неожиданно сухо произнес Корос.
Он спешит уйти? Он догадался о ее чувствах, но не желает о них слышать? Спасает ее от позора? Или она просто тяготит его своей глупой болтовней? Келли терялась в догадках.
Александрос уже сделал шаг, чтобы осуществить свое намерение покинуть ее… навсегда, а она так ничего не предприняла. О, как права была Элейни, говоря «сейчас или никогда».
Не помня себя, Келли схватила его за руку.
— Келли, что ты делаешь? — изумился он, застыв.
— Вот, — шепнула она и дотянулась губами до его губ.
Никогда ничего подобного Келли еще не делала. И губы, изгиб которых был ей так мил, не остались безответны, а сделались плотными и горячими. Келли ждала продолжения, приоткрыв рот, переминаясь на цыпочках. Но Александрос схватил ее за плечи, тряхнул и, вонзившись взглядом в ее блаженные глаза, прошипел: