Последние отзывы

  46  

Я придумывал предлоги, чтобы пройтись по рядам, – Баба только игриво усмехался, – махал рукой генералу в знак приветствия, и облаченный в неизменный серый костюм военачальник величественно поднимал длань в ответ. Порой он даже восставал из своего руководящего кресла и мы с ним обменивались парой слов насчет моих успехов на литературном поприще, мельком упоминали войну, расспрашивали друг друга, как идет торговля… Я отводил глаза от Сораи, сидевшей тут же с книгой в руке, прощался с генералом и шел прочь, изо всех сил стараясь не горбиться.

Порой она была одна, генерал доблестно отсутствовал – наверное, беседовал где-нибудь с земляками, – и я проходил мимо, делая вид, что мы не знакомы, вот ведь жалость! Иногда вместе с ней была осанистая бледная дама с крашенными в рыжий цвет волосами. Я дал себе слово, что заговорю с Сораей до конца лета. Но школы вновь распахнули свои двери, красные и желтые листья сдул с деревьев ветер, зарядили зимние дожди, у Бабы заболели суставы, на ветках появились почки, а мне все не хватало смелости даже заглянуть ей в глаза.

В конце мая 1985 года я успешно сдал все экзамены и зачеты в колледже (что достойно удивления, ведь на занятиях у меня не шла из головы Сорая).

Настало лето. Как-то в воскресенье мы с Бабой сидели за прилавком, усиленно обмахиваясь газетами. Несмотря на жару, народу было полно, и, хотя едва перевалило за двенадцать, мы уже успели наторговать долларов на сто шестьдесят.

Я встал и потянулся.

– Пойду схожу за кока-колой. Тебе принести?

– Да, пожалуйста. Только поосторожнее там.

– Ты о чем, Баба?

– Я тебе не какой-нибудь ахмак, так что не придуривайся.

– Не понимаю, о чем ты.

– Помни, – наставил на меня палец Баба, – этот человек – пуштун до мозга костей. Для него главное – нанг и намус.

Честь и гордость. Да, они в крови у каждого пуштуна. Особенно если речь идет о добром имени жены. Или дочери.

– Я только хотел принести нам попить.

– В общем, не заставляй меня краснеть, вот и все, что я хотел сказать.

– О господи, Баба. Я не дам тебе повода. Отец молча закурил и опять стал обмахиваться.

Я прошел мимо киоска с закусками и напитками и свернул в ряд, где торговали футболками. За каких-то пять долларов тебе на майке оттиснут изображение Иисуса, Элвиса или Джима Моррисона. А захочешь, и всех троих сразу. Где-то неподалеку играли уличные музыканты, над толкучкой разносился запах маринованных овощей и жарящегося на углях мяса.

У лотка, где торговали маринованными фруктами, как всегда, стоял серый микроавтобус Тахери. Она была одна. Книга в руках. Белое летнее платье ниже колен. Босоножки. Волосы зачесаны в пучок. Я честно хотел пройти мимо. Не помню, как очутился у самого их прилавка. Только глаз с Сораи я уже не сводил.

Она оторвала взгляд от книги.

– Салям, – произнес я. – Извините за беспокойство.

– Салям.

– Простите, генерал-сагиб здесь сегодня? Уши у меня пылали. В глаза девушке я не смотрел.

– Он отошел вон в том направлении, – показала она вправо. Браслет скользнул по руке – серебро на оливковом фоне.

– Передайте ему, пожалуйста, что я заходил засвидетельствовать свое почтение.

– Хорошо.

– Спасибо. Ах да, меня зовут Амир. Просто чтобы вы знали, кто заходил… оказать знаки уважения.

– Спасибо.

Я откашлялся.

– Мне пора. Извините за беспокойство.

– Вы меня ничуть не побеспокоили.

– Это хорошо. – Я поклонился и попытался улыбнуться. – Мне пора. (По-моему, я уже это говорил). Хода хафез.

– Хода хафез.

Я сделал шаг в сторону и опять повернулся к ней:

– Можно поинтересоваться, что за книгу вы читаете?

Само вырвалось. У меня и смелости бы не хватило.

Она заморгала.

У меня перехватило дыхание. Мне вдруг почудилось, что весь афганский рынок затих и, полон любопытства, с приоткрытыми ртами уставился сейчас на нас.

В чем причина?

А в том, что, пока я не заговорил про книгу, те несколько слов, которые мы сказали друг другу, были не более чем данью вежливости. Ну спрашивает один мужчина про другого, что здесь такого? Но я задал ей лишний вопрос, и, если она ответит, значит… мы разговариваем друг с другом. Я – моджарад, холостой мужчина, и она – незамужняя женщина. Да еще с прошлым, вот ведь как. Еще чуть-чуть – и будет о чем посплетничать. И осуждать будут ее, а не меня – такие вот в Афганистане двойные стандарты. Сплетники никогда не скажут: «Видели? Он остановился, чтобы поговорить с ней». Вместо этого прозвучит: «Ва-а-а-а-й! Видели? Она в него так и вцепилась! Какой позор».

  46