Особенно,... 
73 
— Все, брат, отмолился, — промолвил Кристобаль и резко выдернул узкий длинный кинжал из спины монаха.
Монах еще раз покачнулся и рухнул на спину.
— Я сразу понял, что ты сегодня же уйдешь, — весело улыбнулся Кристобаль, глядя в глаза Бруно. — Теперь хочешь не хочешь, а придется тебе и меня с собой брать.
Томазо получил записку от Гаспара в самый разгар крещения морисков.
«Брат! Нас надули! — писал Гаспар. — В списке видевших еврейские архивы приемщиков я обнаружил некоего Руиса Баену. Помнишь это имя?»
Томазо охнул. Документы на это имя Гаспару выписывали при нем.
«Понятно, я в ту же ночь отправил в спальню охрану для поимки, — продолжал Гаспар, — и понятно, что они никого с таким именем в спальне не обнаружили! Понимаешь?!»
Томазо понимал. Вражеский агент пришел, узнал, чем они заняты, и тут же исчез.
«Австрийцы? — лихорадочно соображал он. — Голландцы? Англичане? Кто?!»
Беда была в том, что снятые с раненного Гаспара бумаги были подлинными — таково было непреложное правило Ордена. С ними можно было проникнуть во все структуры Церкви.
Понимая это, Томазо сразу разослал розыскные анкеты на имя Руиса Баены — по всему Арагону и всей Кастилии. И только в одно место — монастырь Сан-Дени — анкеты не ушли: у Томазо и в мыслях не было, что человек, ранивший Гаспара, рискнет появиться в самом сердце Ордена.
«А то, что я его среди приемщиков не опознал, — продолжал Гаспар, — означает, что бумаги переходят из рук в руки — возможно, с момента похищения».
— Черт! — выругался Томазо.
«Ну и, конечно, надо разобраться, что он делал в Трибунале Сарагосы, — писал далее Гаспар. — Судя по привезенным им архивам, этот „Руис“ наверняка знает о делишках нашего нового епископа все или почти все…»
Томазо ненавидяще застонал. Он уже представлял, какой шум поднимется, если компромат на епископа Арагонского попадет в руки евангелистов или даже комунерос.
«Держись, брат, — завершил Гаспар, — я Генералу уже повинился и свою порцию схлопотал. Еще чуть-чуть, и пришлось бы уходить в добровольную ссылку на ватиканские архивы. Теперь — твоя очередь».
Томазо зажмурился и стиснул зубы. Все, что он так долго и тщательно обдумывал, затем пробивал через Генерала, затем готовил и приводил в исполнение, грозило рухнуть. Просто потому, что он недооценил противника.
Час пятый
Вернувшись в город, Мади аль-Мехмет первым делом отмылся, вознес молитву Аллаху, затем надел свой лучший камзол, новую шляпу, приторочил к поясу шпагу — взамен отнятой монахами — и потребовал у магистрата созыва Совета старейшин.
— Сегодня король переполнил чашу моего терпения, — прямо сказал городской судья оцепеневшему Совету.
— И что ты собираешься делать? — выдавил уже знающий о происшедшем глава Совета. — Мстить?
— Нет, — покачал головой Мади, — я собираюсь воспользоваться дарованными нам от наших предков конституциями фуэрос в полной мере.
Старейшины настороженно переглянулись.
— Что ты имеешь в виду?
— Я объявляю королю войну, — внятно произнес Мади. — В полном соответствии с законом, как нарушившему присягу.
— Но Папа освободил короля от присяги, — осторожно напомнил глава Совета.
Мади горько усмехнулся:
— Стыдитесь, сеньоры… Не мне вам объяснять, что король давал присягу не Папе, а кортесу, и только кортес может от нее освободить.
Уже через час весь город знал, что Мади аль-Мехмед объявил войну и ушел в горы — собирать своих сарацин для борьбы с Папой и Короной. И находились такие, кто жалел, что не может уйти вместе с ним.
Беглецы — все семеро — шли всю ночь, молча, не останавливаясь даже для короткого отдыха. Здесь никому не надо было объяснять, что их ждет в случае поимки. А поутру Кристобаль самоуверенно остановил проезжавшую тюремную карету, и они, перерезав альгуасилов, дальше уже ехали с комфортом.
— Что делать будешь, Амир? — поверив, что худшее позади, спросил Бруно.
— Отца навещу, — серьезно ответил сосед. — Мне вчера сон плохой приснился.
— А ты, Кристобаль? — повернулся Бруно к товарищу по инквизиторскому несчастью.
— Да то же самое делать и буду, — усмехнулся тот.
— Что — то же самое? — не понял Бруно.
— Да деньги собирать… что же еще, — рассмеялся Кристобаль. — Сейчас самое время. Кстати, не хочешь в товарищи?
Бруно удивился. Над этим бывшим приемщиком висела угроза релаксации, а он хотел и дальше «собирать деньги».
73 
