37 
Грег бессильно повесил голову. Видно, я его достала своими вопросами. Не уверена, что он говорит мне правду, но его объяснения должны иметь хотя бы какую-нибудь правдоподобность.
– Потому что я поклялся именем великого Аллаха, – устало сказал Грег, – что хочу принять ислам и сражаться в рядах революционной талибской армии за священное дело искоренения неверных. И теперь я уже не лейтенант Грегори Симпсон, а сержант великой талибской Армии Спасения Ислама Гамал Саид… Я объявил свой личный джихад всем неверным, вторгшимся на исконные исламские земли, особенно – собакам-христианам…
Он захохотал, находя, наверное, очень забавным то, что он мне только что рассказал.
– И вы с Полем, – продолжал он, захлебываясь смехом, – первые кандидаты на мою священную искупительную жертву. Вы умрете первыми…
Грег оборвал свой смех и сказал серьезным и оттого несколько жутковатым тоном:
– Я должен убить сорок неверных, чтобы Аллах принял меня под свое покровительство. Пока я этого не сделаю, Аллах не будет обо мне заботиться и не почтит меня своей милостью и защитой…
Вид у меня, наверное, был достаточно красноречивый, потому что, взглянув на меня, Грег опять иронически хмыкнул. Конечно, я была несколько растеряна: ему удалось сбить меня с толку. Но не настолько, чтобы я совсем оставила подозрения на его счет.
– Ладно. Если тебе больше нравится ислам… – не хотела сдаваться я. – Я с уважением отношусь к свободе вероисповедания… Можешь быть хоть кришнаитом, хоть адвентистом седьмого дня, это твое право… Но ты мне так и не объяснил, почему они нас просто не расстреляли? Зачем пытали Судакова?..
«Если он мне сейчас начнет объяснять, – подумала я в каком-то азарте, – значит, ему известна эта фамилия. Значит, он все врет…»
Но Грег оказался слишком опытен, чтобы попасться на мой тривиальный, в общем-то, крючок… Или я не права, подозревая его, и все его объяснения были правдой… Грег поднял на меня свои хитрые глаза и спросил с искренним, как показалось, удивлением:
– Судакова? Это один из врачей? Не знаю… Но тебя-то почему это так волнует!.. Уж не ты ли связник, о котором болтала эта обезьяна в очках? Объясни-ка мне – почему вообще послали именно тебя. Я не нахожу выбор генерала Васильева особенно удачным…
Я с досадой вынуждена была констатировать, что опять до конца так ничего и не выяснила. Конечно, объяснения Симпсона оказались несколько, как бы это сказать, экзотическими, что ли, но я вынуждена была довольствоваться именно такими, ведь у меня не оставалось ни одного аргумента, опираясь на который, я могла бы уличить его во лжи. Да еще и на меня он попытался наехать. Серьезно объяснять ему что-либо я, конечно, не собиралась, но ответить что-нибудь было необходимо. И чтобы прозвучало это правдоподобно, если уж не убедительно…
– А кого бы он послал еще разыскивать этих людей, когда у него нет буквально ни одного свободного человека. Психолог входит в состав отряда по штату, – врала я напропалую, не особенно заботясь о том, что Грегу может быть известна структура российского отряда, – но в завалах моя специальность не особенно ценится, ты и сам, наверное, это знаешь… Вот Васильев и послал меня… Можешь считать, что я здесь случайно оказалась…
Я замолчала, но он молчал тоже, напряженно на меня глядя, словно в ожидании ответа. Ах да! Я же так и не ответила на его первый вопрос…
– Судаков – это тот, с изуродованным лицом… Что же все-таки они от него добивались?
В ответ на мой вопрос Грег поднялся и кивнул головой, приглашая идти за ним.
– А вот это мы сейчас попытаемся выяснить прямо, так сказать, из первоисточника…
Глава шестнадцатая
Только войдя вслед за Грегом в комнату, в которой мы с Полем и врачами провели прошлую ночь, я окончательно поняла, что Грег просто издевался надо мной, болтая какую-то чушь о своем переходе в исламскую веру… Он попросту заткнул меня, чтобы я не мешала ему своими вопросами. Ни на один из которых он так и не ответил. Он говорил со мной в таком тоне, что у меня не было никакой уверенности, что хотя бы одно его слово – правда.
Раненый офицер в очках в неестественной позе сидел на каменном полу и пытался перебитой пулей правой рукой вытащить пистолет из-за пояса. Левая его рука висела плетью, ею он, видимо, управлять не мог. Пальцы же на правой шевелились, но кость была перебита и пистолет из кобуры ему вытащить не удавалось. Увидев нас, он зло оскалился и прошипел что-то угрожающее.
37 
