Нашел свой паспорт и деньги, сунул в карман шорт. В сенях обулся и, стараясь не скрипнуть дверью, вышел во двор.
За несколько минут, что он бесшумно шнырял по дому, еще больше рассвело.
Валентин затворил за собой калитку и отправился к морю. По дороге он передумал и двинулся в обратную сторону – к проходящей за поселком дороге.
Ему было невмоготу ждать два дня, чтобы узнать, что случилось с их домом. Он решил сам все разузнать и сегодня же сообщить сестре. К тому же он был сыт по горло этим выскочкой Иннокентием! Обида и сладкое чувство собственного одинокого безумия заставили его щеки вспыхнуть румянцем.
* * *
– Завтракать, черти! – донеслось до Иннокентия из горницы.
Сквозь сонливую поволоку в его сознание проклюнулось ощущение реальности.
Он пошевелился, открыл глаза, зевнул и аппетитно потянулся. И увидел умытую, причесанную Галину. Но не успел он сказать «доброе утро», как ее младенчески свежее лицо перекосилось от страха.
– Где Валька? – воскликнула она.
А он и не заметил исчезновения ее милого братца, так тот ему надоел!
Иннокентий свесил ноги и недоуменно пожал плечами. Ни слова не говоря, Галина вылетела из спальни и, не замечая сердитых возгласов бабы Сени, выскочила во двор. Двор был пуст. Галина вернулась в дом и, полная тревожных предчувствий, бессильно опустилась на табурет.
– Удрал? – насмешливо прогундосила баба Сеня.
– Дурак! – Галина от досады кусала губы. – Куда он пошел?
– Наверное, в Маяковку, – Иннокентий вышел из спальни.
На столе в тарелках остывали вареники с вишней.
– Его же поймают! – Галина опять вскочила.
– Он парень шустрый, – пожал плечами и зевнул Иннокентий.
– Тебе-то, конечно, все равно, – с откровенной неприязнью проговорила Галина.
– Нет, не все равно, – резко сказал Иннокентий и пошел умываться.
– Что же делать? – тревожилась Галина.
– Придет, – махнула рукой баба Сеня, – никуда не денется.
– Ты его не знаешь, он может натворить разных глупостей!
– Уж я-то его не знаю! – почувствовала себя задетой за живое баба Сеня. – Я его, между прочим, нянчила, и тебя тоже.
Ну, конечно, ты забыла о такой мелочи!
– Не время сейчас говорить об этом! – взвизгнула Галина и заметалась по дому.
Она нашла в сенях ружье. «Слава богу, – подумала Галина, – хоть ружье оставил!» Она вернулась в горницу, залезла в рюкзак.
Баба Сеня неодобрительно косилась на нее.
– Бесенок! – качала бабуля головой. – Сроду он таким был. Нелюдь какая-то, смотрит исподлобья, дичится, как будто от волчицы рожден. Да волка и то можно приручить, а этого сорванца – ни за что. Язык дерзкий свой никогда не прикусит…
– Паспорт взял, деньги. – Галя считала оставшиеся купюры. – Вот мерзавец!
– Это ты верно, – усмехалась баба Сеня.
Иннокентий окончил утренний туалет и сел к столу. Баба Сеня налила ему из кувшина молока, приоткрыла кастрюлю с дымящейся картошкой.
– Нет, я картошку не буду, спасибо, – улыбнулся Иннокентий, – а вот вареничков – с большим удовольствием.
Галина глядела на него с ненавистью. Он же намеренно демонстрировал полную беззаботность. Конечно, он волновался за Валентина – тот вполне мог привести на хвосте бандитов. Но показывать своих эмоций не хотел. Не желал потакать Галине.
– И ты можешь вот так спокойно есть? – округлила она свои красивые зелено-карие глаза.
Иннокентий жевал вкусные вареники, запивая молоком.
– И тебе советую, – невозмутимо ответил он. – Надо поддерживать свои силы.
– Я ж сказала – умный! – откликнулась довольная такой рассудительностью баба Сеня. – Нет, не пара она тебе.
С ума сведет – кончишь в сумасшедшем доме.
Она сочувственно закивала, глядя на Иннокентия, но он, наученный опытом, не стал поддакивать изменчивой в своих суждениях бабе Сене, опасаясь накликать на себя ее недовольство.
– Я еду в Маяковку, – решительно сказала Галина. – Ты – как хочешь!
– Казачка! – со смесью восхищения и презрения воскликнула баба Сеня. – Вся в мать.
– Я с тобой, – Иннокентий спешно прожевал очередной вареник и поднялся.
– Ксения, пусть ружье у тебя побудет, мы потом заберем…
– Поешь хоть, человек дело говорит, – баба Сеня горько вздохнула.
– Некогда, – Галина уже стояла у двери.
– Когда ждать-то? – баба Сеня, пряча обиду под маской равнодушия, смотрела на непоседливую внучку.
– Скоро, – был ответ.