65 
Свиридов приподнялся, а потом и вовсе соскочил на пол и подошел к двери. До него донеслось чье-то тяжелое, прерывистое дыхание, Влад медленно потянул на себя ручку двери, и тут она резко распахнулась, едва не сбив его с ног.
На пороге стоял Илюха, почти голый, в одних трусах и с каким-то обрывком ткани в руке.
Именно он так тяжело и прерывисто дышал, а на его лице.., такого лица Влад не видел у своего младшего брата ни разу.
Какая-то застывшая, остолбенело-жуткая гримаса перекосила его черты, и в первую секунду только недюжинным волевым усилием Влад заставил себя поверить, что это тот самый Илья.., его младший брат, что три часа назад со счастливой, здоровой пресыщенностью и полнокровным довольством жизнью ушел на покой в свою роскошную спальню.
На красивом тонком лице Ильи корчилось отчаяние. Откровенное, всепоглощающее, обвальное.
Нельзя даже сказать, что он был бледен — кощунственно называть бледностью эту мертвенную пепельную серость, расползшуюся по лицу. Лицу, которого почти не было — жуткая маска полусмерти стерла с него все человеческое.
А широко расставленные серые глаза ничего не выражали. Они всегда были у Ильи серыми, но — живыми, ярко-серыми, лучистыми и светлыми. А теперь…
Примерно так же живой переливающийся цвет весело светлеющего послегрозового майского неба отличается от серой известки склепа.
Он тяжело перевалился и буквально упал на руки Влада.
— Что случилось, господи?
— Там, — пробормотал брат с сухим хрипом, словно раздирающим ему гортань. — Там.., такого не бывает.., иди, посмотри ты, Володька.., у тебя хорошее зрение.
Влад подхватил Илюху и, протащив его через дверной проем, буквально проволок коридором под надсадное, сбивчивое, внушающее жгучую тревогу уже за самого Илью бормотание брата:
— Спальня.., этого не может быть. Спальня. Расставанье.., маленькая смерть.
Влад быстро заглянул в спальню, где спал сегодня Илюха. Хотя все говорило ему, что страх поселился не тут и то, что увидел его младший брат, находится совсем в другом месте.
В другой спальне.
…Это возникло как жуткое бредовое виденье.
Большая комната с роскошной кроватью и с распространяющим мягкий, приятный для глаза рассеянный свет ночником, а посередине, в самом центре пространства комнаты, между полом и потолком зависло серое неподвижное тело.
…Она висела на тонкой веревке, привязанной к огромной тяжелой люстре, вычурные ажурные рожки которой были унизаны хрусталем. Вероятно, эта люстра могла выдержать и вес огромного грузного мужчины, а не то что стройную и изящную девушку.
Посиневшее лицо, большие полуприкрытые остекленевшие глаза. Скривившийся от предуходного удушья рот. Это ни в коем случае не могла быть она, но все равно.., это была Ирина.
Жена Ильи.
Женщина, с которой он прожил только три — свадебных — дня.
Влад медленно опустил Илью на ковер и шагнул вперед, к телу молодой женщины…
— Господи…
Ее прикрывала только тонкая полупрозрачная ночная рубашка, разорванная и окровавленная. Но это было еще не все. Молодую жену Ильи не только убили, над нею еще и цинично надругались. Потому что между окоченевших стройных ног, зависших в полуметре от пола, Свиридов увидел предмет.., в котором через мгновение признал фаллоимитатор, игрушку для особо сексуальных дам.
— Скоты, — вырвалось у Свиридова, и он, повернувшись к Илье, лежащему на ковре, опустился на пол и обнял брата за вздрагивающие плечи. — Как же так?..
— Я проснулся и подумал, что ей одной не надо спать в своей комнате, — деревянным голосом проговорил Илья, не отрывая лба от ковра, — только-только женился и уже ухожу в другую спальню.
Правда, сегодня ночью — первый.., первый раз. И я пришел.., и.., вот так…
Хрипы в груди тяжело прорвались сухим рыданием, и наконец бог сжалился над ним: Илья заплакал.
Беззвучно и горько, скорчившись на полу, как обиженный ребенок.
Свиридов не стал говорить слова утешения и сочувствия: они были бы ничтожны перед этим обвальным, непоправимым горем.
Он снял трубку телефона и, набрав двузначный номер охраны внизу, в вестибюле, проговорил:
— Поднимитесь на второй этаж. В спальню Ирины Владимировны. Да, вы не ослышались.
Влад бросил трубку.
Эта кошмарная, не правдоподобная сцена была как мучительное, захлебывающееся, тошнотворное похмелье после безудержного фонтанирующего веселья, по-русски беспредельного разгула последних дней.
65 
