– Ой, заходите, конечно, о чем разговор, – Толик подвинулся, пропуская нежданных гостей в дом. – Сейчас я только свет включу. Вот беда-то какая! Пожарных вызвали?
– Не до пожарных нам, Толик.
– Что – опять?! – как вкопанный замер Толян.
– Точно.
– И что теперь?
– Нам нужно на станцию. И лучше на соседнюю. Здесь будут искать.
– Понял. Вы проходите, а я пойду переоденусь.
Толик провел их в маленькую, пропитанную запахом перегоревшей угольной золы и сырой мешковины кухоньку, а сам быстро прошел в соседнюю комнату. Ольга огляделась и присела на невысокий, ободранный табурет.
– И что нам теперь делать? – посмотрела она мужу в глаза.
– Все, как и планировали, – сглотнул священник. – Я – в Москву, а ты пока к родителям.
– А как же наш дом?
– А-а! – махнул рукой отец Василий. – Не думай об этом. Главное – отсюда вырваться.
– Как же мне об этом не думать? – горестно вздохнула жена. – Столько строили… – В ее глазах снова заблестели слезы.
Священник вздохнул. Ему нечего было сказать своей Олюшке. Вот уже пятый месяц подряд на них сыпятся всякие неприятности, и вместо нормальной человеческой жизни получается черт знает что!
– Готово, – вышел в кухню Толян. – Поехали.
* * *
Толян отвез их на своем «зилке» аж за две станции от Усть-Кудеяра, сам сходил в кассу маленького деревянного вокзала, вернулся, отдал билеты, а потом, через два часа ожидания, провел до вагона и стоял до тех пор, пока поезд не тронулся и не начал набирать скорость. Отец Василий смотрел сквозь занавеску купе, как он стоит, попыхивая сигаретой и время от времени оглядываясь по сторонам, и думал, что только на таких людях и держится все хорошее и надежное в этом мире и очень жаль, что Анатолий так и не решился заглянуть в себя поглубже и осознать, что и он достоин божественной любви господа.
Мерно застучали по стыкам колеса, уплыли в темноту огни, зашла забрать билеты и выдать белье проводница. И все это выглядело, звучало и пахло до странности мирно и противоестественно спокойно.
Пока их в купе было только двое – спи не хочу, но когда они разобрали постели и легли на влажные казенные простыни, Ольга привстала и оперлась спиной о стенку.
– А когда мы вернемся, все будет нормально? – прямо спросила она.
Это был крайне неприятный для священника вопрос. Ведь правда в том, что он и сам задавал себе этот же вопрос, но ответа так и не находил.
– Что значит нормально? – вопросом на вопрос ответил он. – Дом заново отстраивать все равно придется.
– Я вас не об этом спросила, – мотнула головой жена. – Вы сами знаете, о чем я.
– Надо сделать так, чтоб было нормально, – вздохнул он.
– А вы сможете?
– Я постараюсь.
Они еще долго не спали, и Ольга вдруг стала рассказывать о том дне, когда она впервые увидела Усть-Кудеяр. Тогда он показался ей таким тихим, таким солнечным и безмятежным, что она даже испугалась. Чего именно, Ольга сформулировать не могла. Может быть, того, что в таком захолустном городке быстро обленится, растолстеет или что им даже не к кому будет пойти в гости. Но испуг был, хотя теперь отец Василий все и даже Ольгин страх объяснял себе иначе. Жена определенно предчувствовала, что им предстоят нелегкие испытания, просто у нее не было оснований прямо заявить об этом. Теперь таких оснований с избытком, но предчувствия такого рода котируются невысоко – кому нужен состоявшийся прогноз?
* * *
Отец Василий спал плохо. Ему снилось что-то жуткое, он вскакивал и садился в постели, ожидая, когда сердце перестанет колотиться в ребра. Но вспомнить, что ему только что приснилось, священник не мог, и от этого становилось еще жутче.
Выспаться так и не удалось. «Будильник» внутри сработал одновременно у обоих, и священник и его жена уже в пять утра осознали, что пора подниматься, потому что толку от такого сна никакого.
Мимо мелькали станции, грязные разбитые дороги и стаи густо обсевших провода галок, в купе остро пахло железом и пылью – никогда прежде отец Василий не чувствовал себя таким никчемным и бесполезным. Может быть, потому, что дело его жизни осталось там, в маленьком приволжском городке. Его ли это стезя – битвы с беспредельщиками и рывок в Москву за правдой.
К обеду в купе подселили пьяненького мужика, и настроение упало еще ниже, потому что мужик, разглядев, кто перед ним сидит, принялся разглагольствовать на, как ему казалось, религиозные темы, втягивая священника в пьяную, бесконечную дискуссию ни о чем.