Народ уже перестал подпрыгивать, чтобы услышать и увидеть, что происходит, потому что голос кающегося грешника стал силен, чист и звонок и разносился по всей прихрамовой территории.
Отец Василий глянул в сторону ворот и увидел: там, рядышком, как две стаи голубков, стояли две почти одинаковые по числу группки – менты во главе со Скобцовым и бандиты, только что преследовавшие попа на крутом черном «Рено». Они были похожи, как братья-близнецы, и даже их разное одеяние не могло истребить этой схожести, потому что они были похожи внутри – и те и другие боялись. Они боялись даже подумать о том, чтобы войти на территорию, защищаемую чудотворным Николаем Угодником.
Громко и слезно произносимые костолицым мольбы о прощении уже начали повторяться по кругу, и отец Василий понял, что на «сцену» пора выводить новых действующих лиц.
– Алексий! – зычным голосом крикнул священник. – Але-екси-ий!!! Где-е ты-ы?!!!
– Я здесь, ваше благословение! – сдавленным голосом отозвался откуда-то из толпы диакон.
– Выноси Николая Угодника! Молебен всенародный творить будем!
– Слушаюсь, ваше благословение!
Стоящие у ворот менты зашевелились; похоже, Скобцов уже начал понимать, что сейчас поп выдаст очередной закидон и пробиться на территорию храма станет вообще невозможно. Где-то вдалеке словно загремел далекий гром, и отец Василий содрогнулся, он прекрасно помнил этот звук еще со службы – именно так громыхают металлические щиты подразделений внутренних войск, призванных разгонять демонстрации на улицах и подавлять бунты на зонах. «Далеко ты зашел, Медведев! – покачал он головой. – Слишком далеко!»
– Алексий! – заорал он. – Быстрее!
Недавние «Дети Духа», почуяв, что начало происходить что-то куда как более важное, чем покаяние бывшего миссионера, зашевелились.
– Люди! – привлек внимание к себе отец Василий. – Дорогие мои! Мы все сейчас… дружно… как одна семья… произнесем молитву покровителю этого храма и этой земли… Попросим же господа и угодника его Николая о защите наших бренных тел и просветлении наших заблудших душ…
У храма зашевелились активнее, и на ступеньках появились сияющий широкой, щедрой улыбкой диакон Алексий и беременная супруга священника Олюшка. И в руках у них сверкала древним церковным лаком и сияла позолотой чудотворная православная икона…
И просветленный лик Николая Угодника был так хорош, так благостен, что у отца Василия защемило в груди.
– На колени, братья и сестры мои! – неожиданно прорезавшимся басом рыкнул он. – Все на колени! Молитесь, братья и сестры, и чудотворный Николай не оставит вас!
Толпа словно вздохнула, и вся эта огромная черная масса, шурша одеждой, послушно опустилась на колени. И тогда – отец Василий это прекрасно видел – Скобцов окончательно дрогнул, и подошедшие к воротам омоновцы тихо, стараясь не греметь щитами, почти на цыпочках, тронулись в обратный путь. Это была полная и окончательная победа!
* * *
Люди молились около полутора часов, и наступил момент, когда отец Василий понял: хватит… Он дал знак Алексию, и чудотворную икону осторожно внесли в храм, а стоявшие на коленях теперь уже бывшие «Дети Духа» поднялись – благостные и просветленные. Они еще не были готовы к тому, чтобы бесстрашно разойтись по домам, но главное чудо уже произошло – внутри они стали другими.
Священник поискал глазами костолицего и не нашел – слинял бывший миссионер подальше от этого рокового для него места. Отец Василий вздохнул и побрел в бухгалтерию – попить чаю и немного передохнуть.
– Отец Василий! Батюшка! – дернули его за рукав.
Священник оглянулся. Прямо перед ним стоял молоденький и довольно шустрый помощник Медведева, кажется, Дима…
– Батюшка, вас Николай Иванович к себе вызывают… – со странным выражением в глазах сообщил Дима.
– Как это он меня вызывает? Я ему что – шофер?
– Как мне сказали, так я и передаю, – отреагировал Дима. – Только Николай Иванович сказали, если не пойдет, силком притащи.
– А вот это ты видел? – продемонстрировал отец Василий щуплому Диме могучий, волосатый кулак.
– А еще он сказал, – бесстрашно продолжил помощник. – Если все равно не пойдет, скажи ему, потом же хуже будет.
Отец Василий улыбнулся: умел глава администрации выбирать себе людей; по крайней мере, Димка ему нравился все больше.
– И где назначена моя экзекуция? – наклонил он голову набок.