Устал

– И ведь что обидно, я же не запускаю это дело. До блеска каждый раз чищу, драю, так что все горит просто, как мыть берусь – так что твой потоп. Но вот только закончу, только отдохнуть прилягу, на секунду буквально, встаю – бац! Снова какая-то дрянь завелась, и уже расползлась по всем углам, и уже все кругом загадила. А я, значит, опять рукава засучивай и все по новой. И откуда оно только берется, спрашивается? Вот в этот раз «люди» какие-то завелись, от сырости, что ли. Настырные – жуть, насилу от них избавился. Теперь вот спать уже пора ложиться, а я, смешно сказать, боюсь. Устал я, вот что.

Ктулху вздохнул и сокрушенно потряс кудлатой головой. Миктлантекутли перестал скалиться и участливо похлопал его по плечу.

Секретарь дьявола

– Эй, приятель!

Патер, минуту назад показавшийся из задней калитки райской приемной, растерянно заозирался. Наконец он заметил вдалеке, в тени забора, тучного мужчину в строгом коричневом костюме, с дорогой тростью и отчего-то в легкомысленном канотье. Обнаружив, что его заметили, тот приветливо замахал рукой.

– Эй, приятель! – снова закричал он. – Давайте сюда!

Патер смутился, но затем, решив, что такая компания все же лучше никакой, торопливо засеменил к толстяку.

– Добрый день, – сказал он, приблизившись. – Приятная погода, не правда ли?

– Что, – добродушно пропыхтел толстяк, – тоже не взяли?

Патер открыл рот, очевидно собираясь возразить, но затем что-то в лице его дрогнуло, и он лишь тяжело сглотнул и кивнул.

– Не расстраивайтесь, – все так же добродушно утешил его шляпоносец. – Не вы первый, не вы последний. На чем срезались?

Патер заколебался.

– Меня спросили, – наконец выдавил он, – умею ли я сворачивать язык трубочкой.

– Ну и как? – с живым любопытством поинтересовался толстяк. – Умеете?

Патер покачал головой.

– Четыре года университета, – прошептал он, – пять семинарии. Двадцать лет прилежного служения в крохотном приходе на границе с Мексикой. Двадцать лет нести свет невежественным дикарям. Двадцать лет изучать слово Божие. У меня семьдесят статей в «Гласе Троицы»! Мою полемику о природе чуда святой Бригитты благосклонно воспринял сам кардинал Полетто! И они спрашивают меня, умею ли я сворачивать язык трубочкой.

– Не расстраивайтесь, – повторил толстяк. – Откуда же вам было знать, чему на самом деле нужно учиться.

– Но почему?! – вскричал патер. – Почему этому?!

– Да потому. У меня поинтересовались, умею ли я прыгать через скакалку. Посмотрите на меня. Похоже, что я могу перепрыгнуть через какую-то дурацкую веревку, а?

– Вес наш земной, – автоматически начал пастер, – не имеет значения на небесах, ибо только…

– Да чушь собачья, – отмахнулся толстяк. – Я столько лет носил эти килограммы там, что уж конечно прихватил их с собой и сюда. Вы ведь не перестали быть священником только оттого, что умерли?

– В некотором смысле…

– Ну а я не перестал быть жирным адвокатишкой. Я никогда не рассчитывал войти в Царство Божие, о нас знаете одних анекдотов сколько ходит, но срезаться на том, что я не могу перепрыгнуть через веревку…

– Вот именно, – вскинул подбородок патер. – Вот именно. Все, чему нас учили, все, чему мы верили, простая логика, в конце концов. Да, намерения Его неисповедимы…

– Намерения его здесь ни при чем, – авторитетно перебил толстяк. – Поверьте опытному адвокату. Много я повидал контрактов на своем веку и уж отличу мошенническую фитюльку от настоящей бумаги. Никто не дописывал листы этого договора задним числом, не мостил слова в оставленные промежутки. Здесь все по-честному, все так и было обговорено заранее. А что мы знать не знали, что действительно важно на этом свете, так это наша проблема. Незнание закона, отец мой, не освобождает и так далее. И уж к Закону Божьему, будьте уверены, это тоже относится.

– Но мы изучали… – Патер растерялся окончательно. – Мы ведь исследовали. Священые писания, труды отцов церкви…

– Вы прочли то, что хотели прочесть. Обычное дело, с моими клиентами случается сплошь и рядом. А потом один кричит про козу, а другой про Иеремию, а рассудить их кому? Правильно, только мне. Потому что я могу взглянуть на дело непредвзято. А у нас, отец мой, у людей, есть адвокат? Который бы взглянул на наш договор с Ним трезвым взгядом и растолковал доступно, что к чему? А?

  70