128 
– Ничего не надо, Изя, – улыбнулся Полунин. – Мы все принесли с собой. Сейчас выпьем немного за удачу, а затем поедем в гостиницу. А ты пока хорошенько отдохнешь, и завтра утром все вместе пойдем в суд оспаривать их неверное решение по твоему вопросу!
Ужин прошел в какой-то торжественной, даже чопорной обстановке. Либерзон поднялся с кровати, с которой не вставал уже несколько дней, и, одевшись в праздничный костюм, вышел к столу. Выпив пару рюмок, Изя совсем разомлел и заплетающимся языком начал требовать, чтобы гости остались ночевать у него и не искали никаких гостиниц.
Жена Либерзона поддержала Изю. Однако Полунину удалось настоять на своем. Он не хотел стеснять стариков, к тому же решил дать им побыть наедине с почти уже потерянной надеждой на спасение от суда, разорения и позора, вдруг превратившейся в реальность.
Посидев в гостях у Либерзонов около часа, Полунин со Степиным уехали в гостиницу. Адвокат сразу поднялся в свой номер, сказав, что хочет еще раз просмотреть все материалы перед завтрашним визитом в прокуратуру. Полунин его задерживать не стал, однако сам в номер не пошел. Владимиру вдруг захотелось прогуляться по ночному Тарасову.
Он давно уже не ходил ночью пешком по городу, где родился и вырос. Теперь казалось, что те неспешные прогулки в обществе Каширина, Коробковой и Слатковской были бесконечно давно. В другом времени и почти в другом пространстве.
Сейчас все вокруг было другим. И даже Тарасов, казавшийся в детстве таким родным и знакомым, теперь представлялся Полунину сердитым и настороженным псом, внимательно следившим за чужаком и ожидавшим, не переступит ли он дозволенную черту. И все же, несмотря на эти новые впечатления, Владимир глубоко вдохнул свежий и сырой от близости реки воздух и неторопливо пошел вдоль полутемной набережной, не обратив внимания на одиноко стоявшую рядом с гостиничным комплексом машину.
Полунин едва успел зайти под тень каштанов, росших вдоль всей набережной, как услышал сзади себя хлопанье дверок машины, а затем – торопливые шаги. Погруженный в свои мысли, Владимир поначалу не придал им значения, а когда понял, что они могут обозначать, было уже поздно что-либо предпринять – Полунина застали врасплох!
– Спокойно, парень, не дергайся, – проговорил один из четверых преследователей, когда Владимир повернулся им навстречу. – Нам, собственно говоря, все равно, когда тебя убить. Но если проявишь благоразумие, проживешь дольше.
Полунин застыл, внимательно глядя на четверых мужчин, осторожно приближающихся к нему. В руках каждого из них был короткоствольный автомат, которые они даже не удосужились снабдить глушителями.
Оружие каждого мужчины было направлено в живот Полунина. А поскольку шли все четверо короткой цепью, то скрыться от них прыжком в сторону не представлялось возможным – кто-нибудь один непременно достал бы Владимира очередью. У Полунина оставалась надежда лишь на то, что удастся что-то противопоставить им в ближнем бою, когда стрелковое оружие будет уже не так эффективно.
Полунин напрягся, прокручивая в голове план дальнейших действий. Как только кто-нибудь из четверых к нему приблизится, Владимир прыгнет на него и, резко развернув вокруг своей оси, прикроется от возможных выстрелов как щитом. А затем, оттолкнув захваченного им человека на ближайшего бандита, перекатится в кусты, где больше тени. Однако сделать этого ему не дали.
– Вот и умница, – проговорил тот мужчина, который приказал Полунину стоять. – А теперь повернись к нам спиной и положи руки на ствол дерева. Я хочу посмотреть, нет ли у тебя оружия.
– Сроду стволов с собой не носил. Я вор, а не мокрушник, – ответил Полунин, а сам подумал: «Это тоже неплохой вариант. Пожалуй, они еще меньше будут ждать от меня каких-либо действий, если я буду стоять к ним спиной. А как только...»
Закончить свою мысль Владимир не успел – сильный удар прикладом автомата по затылку мгновенно погрузил его в небытие. Полунину на мгновение показалось, что его ослепила яркая вспышка, а затем наступила полная темнота...
* * *
Владимир с трудом приходил в себя. Первое, что он почувствовал, была головная боль. Виски ломило, а основание черепа болело так, что Полунину едва удавалось двигать шеей. Тихо застонав и стараясь не причинять поврежденной голове лишнюю боль резкими движениями, Владимир осторожно сел и открыл глаза – темнота никуда не исчезла!
128 
