– Значит, это все-таки Свиридов убил Лену? – спросил Котов.
– А ты в этом не уверен? Почему же тогда ты так хочешь, чтобы его засадили за решетку?
– Потому что я знаю, чувствую нутром, что он не может быть непричастен ко всему этому кошмару!!!
– Но в то же самое время ты не уверен, что он главный виновник. Ты не уверен, что это именно он не только тот, кто стрелял в Лену, но еще и тот, который так гениально просто надул всех твоих спецов вкупе с фээсбэшниками и забрал-таки из мусорного контейнера миллион баксов!
Произнося последние слова, Алиса повысила голос и взглянула на Анжелу так выразительно, что ту буквально скрючило от злобы и тревоги.
И потому она не могла удержаться от того, чтобы не вложить в свой немедленный ответ весь сарказм, на который только была способна:
– А что это ты смотришь на меня? Уж не думаешь ли ты, что и меня следует сдать в компании со Свиридовым, потому что обнаружить у меня миллион примерно столько же шансов, как и у него?
Если это и был контрудар, то очень неудачный и нанесенный крайне не к месту. Котов обернулся и, сверкнув на жену маленькими красными глазками, рявкнул:
– А тебя кто спрашивает? Вот когда я попрошу твоего совета… в чем я очень сомневаюсь… тогда и будешь говорить!
Алиса улыбнулась и произнесла:
– И вообще… судя по всему, твои следаки мало что вытрясли из Владимира, раз ты так охотно хватаешься за мое предложение… только не говори, что ты недоволен!!! Ведь если я скажу то, что уже давно сказала бы, будь ты немного мудрее и рассудительнее, то это может стать той ниточкой, за которую можно размотать весь клубочек. Да и вообще… я всегда считала, что у тебя есть спецы, которые самого невиннейшего из людей заставят признаться в том, что это именно он устроил дефолт семнадцатого августа, убил президента Кеннеди, закатал в асфальт Сеню Быка и украл тыщу рублей из кассы экономической взаимопомощи при управлении государственных богаделен.
– Так-то оно так, – пробасил Кашалот, – только этот Свиридов прошел слишком хорошую школу. Да он в первый же день в СИЗО отправил в реанимацию Леху Черепа, даром что тот КМС по боксу и отморозок, каких поискать! У него до сих пор речь не восстановилась… язык ворочается, как дерьмо в заднице при запоре. Ни бэ ни мэ…
– У него с речью и раньше не ахти было, – заметила Алиса.
– Но сейчас-то совсем никак. Говорят, у этого Свиридова удар правой, как у лошади копытом. Ну, еще бы… я как прочитал его досье, из Москвы привезенное, так ахнул! Такой букет, е-мое! Даже в федеральном розыске был… и Интерпол на уши ставил!
– Да, ты такой чести не удостоился, – холодно сказала Алиса. – В общем, так: когда суд закончится, а после того, что я скажу завтра, он может закончиться только с одним исходом… так вот, сразу после этого я покидаю Калининград. Понятно?
Котов поднял на нее задумчивый взгляд и только после довольно длительного молчания заговорил:
– И все-таки я до конца не понял: зачем ты сдаешь Свиридова, если почти полтора месяца его защищала? Ведь я почти уверен, что ты сама точно не знаешь, кто стрелял в Лену.
– Не удивлюсь, если и сама Смоленцева! – сказала Анжела, но ее не услышали.
– Сложно ты стал разглагольствовать, Котов, – отозвалась Алиса. – Даже на человека стал больше похож. А что касается меня и Володи… так его дело все равно пропащее. А я не жена-декабристка, чтобы за своим благоверным идти на каторгу и на смерть. И еще… мне все надоело, – хрипло и громко проговорила она. – Надоел этот город, где в каждом углу торчит по твоему бандиту! Я хочу вырваться отсюда любой ценой, слышишь… любой ценой!!! Ты меня понимаешь, Филипп?
– Да, – серьезно ответил тот. – У тебя все?
– Все.
– Хорошо. Нет времени на раздумья… я принимаю твое предложение.
– Только… только дай мне слово, что я… что я уеду из этого города живой.
Котов рассмеялся:
– Ну, такое слово ты проси у бога! А что касается меня… – он сразу посерьезнел, – так я даю тебе слово в том, что если что с тобой случится, то ни я, ни мои люди не будут к этому причастны. Но это все при условии, если ты скажешь то, что обещала.
Скорчившаяся на диване Анжела буквально позеленела, услышав этот спокойный, равнодушный голос человека, который умеет держать свое слово.
– Скажу. Боюсь, что некоторое из того, что я расскажу на суде, тебе не понравится. Но ничего… послушаешь. Потому что все это правда, – тихо сказала Смоленцева, вставая. – Все остальное – завтра.