– Вы очень кстати, – бросил ему Владимир. – Уберите своих громил и давайте-ка побеседуем.
– Я полагаю, вы хотели бы поговорить со мной о вашем брате? Простите, что все так вышло, но бывают трагические стечения обстоятельств… Помните, как это называл покойный полковник Платонов?
– Не помню, – угрюмо ответил Владимир.
– Он всегда оперировал терминами, связанными с музыкой. Конечно, вы это прекрасно помните. Трагические стечения обстоятельств он образно именовал «козлиной песнью». Ну, дескать, совпали эзотерические аккорды судьбы. Пропел колокол вечности. Думаю, мне не надо переводить словосочетание «козлиная песнь» на греческий язык.
– О, я помню. Древнегреческое «tragodia». Трагедия. Да, вы, как всегда, правы. Это трагедия. Нелепый ляп судьбы… действительно, как будто козел проблеял… или какие он там звуки издает. Только ляпнули-то… кровью. Я думаю, вы знаете, почему Илья жил под именем Дмитрия Анисимова…
– Разумеется, – спокойно сказал Климовский. – Все очень просто. После того как мы забрали вас из того ресторана, где вы изволили буянить, Владимир Антонович, мы позаботились и о вашем брате. Он свалился по пьянке в канализационный люк и расшиб голову. Очень прилично, смею вас уверить. Мы руководствовались вовсе не соображениями гуманности, хотя и это мне не чуждо.
– О да, – с горькой и ядовитой иронией отозвался Свиридов.
– Он получил сотрясение мозга и частично потерял память. Конфабуляция, вы же знаете. У вас, если не ошибаюсь, тоже в свое время был такой диагноз. Но у Ильи посерьезнее. А мы еще ввели ему препарат, вызывающий амнезию. Полное уничтожение данных о своей персоне. Дали ему документы на имя Анисимова Дмитрия Антоновича – вы видите, отчество оставили подлинное! – а потом пристроили на работу. В подтанцовку к Боре Моисееву. Илья парень пластичный, великолепно координированный, да и вообще очень импозантный, так что вполне подошел.
– Но зачем все это? – глухо спросил Владимир.
– Думаю, вы догадываетесь. Я не привык сотрудничать с людьми без страховки. Особенно с такими опасными и высококвалифицированными людьми, как вы, Владимир Антонович. Нам нужно было иметь под рукой человека, судьба которого вам небезразлична. Я сам познакомил его со Светланой, чтобы контролировать и его… и ее. Кто же мог подумать, что все повернется таким образом? Да и босс хорош. Нашел тоже, чем подставляться. – Климовский прищурился, а потом, переведя взгляд на Фокина, проговорил: – Я вижу, вы все-таки встретились… птенцы гнезда полковника Платонова. Что, вы больше не работаете дворником в прокуратуре у нашего старого знакомого Никитина?
Афанасий, которому предназначался этот вопрос, пригладил отвороты своего нового костюма и ответил с вызовом:
– Нет, как видите. Вероятно, благодаря вам, профессор.
– Мне? – пожал плечами Климовский. – Не понимаю. К тому же я давно больше не профессор и ничего не преподаю. Я теперь просто полковник ГРУ в отставке.
– А разве это не ваши люди напали на дом, в котором я жил?
– Мои люди? Какая глупость. Если бы мои люди или люди присутствующего здесь Владимира Антоновича, – Климовский сопроводил свои слова выразительным взглядом, – напали на дом с целью уничтожить вас, то, будьте уверены, ничто бы им не помешало. Впрочем, можно будет выяснить у них самих, чьи они люди… разумеется, после того, как они придут в сознание. Впрочем, один, кажется, уже не придет: Фокин проломил ему голову, нанеся травму, которая, как пишут в милицейских протоколах, несовместима с жизнью.
– А что же это тогда было? Рекламная акция с целью дать знать Свиридову, где я живу? – насмешливо-агрессивно спросил Афанасий.
– Не исключено. Впрочем, я все равно ждал, что вы рано или поздно встретитесь. И не видел в этом никакого вреда. Иначе вы, Фокин, давно бы уже были трупом.
– Не успели договорить о тех трупах, что уже есть в наличии, как уже говорим о новых? – угрюмо проговорил Владимир. – Значит, вы утверждаете, что смерть моего брата – это трагическое стечение обстоятельств. Что он был нужен вам живым для того, чтобы при определенных обстоятельствах иметь рычаг давления на меня? И что только этот «неофициальный» заказ дочки нашего общего хозяина в корне изменил ситуацию, не так ли?
– Да.
– Ну что ж, принимаю. Как там у Блока, которого вы так любили цитировать, Михаил Иосифович: «Принимаю тебя, неудача, и удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, в тайне смеха – позорного нет».