Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
45 
Любой человек переломал бы себе при этом все руки и ноги и умер бы и без участия недоброжелателей – просто замерз бы в надвигающейся зимней ночи, и все тут.
Но Свиридову удалось справиться со своим телом и избежать серьезных травм, хотя, когда он скатился в какой-то овраг, занесенный глубоким снегом, ему показалось, что у него переломаны все кости и порваны все сухожилия. …А «Мерседес» с Климовским, Бородиным и их людьми, на ходу взорвавшись, не удержался на трассе и, слетев с дороги, несколько раз перевернулся, вздымая клубы снега и продирающихся сквозь них клинки пламени, а потом лег на днище и взорвался еще раз.
Это рванул бензобак.
Свиридов, задыхаясь, приподнялся на локте, и в этом локте, как в бензобаке изувеченного «мерса», судорожно рванула боль. Ничего. Не стоит проверять, остался ли там, в машине, кто-либо жив.
…Если кто-то еще и жив, то скоро все равно превратится в груду обгорелого мяса. После таких камуфлетов и последующих пируэтов не выживают.
А он сумел обмануть Климовского. Старый лис попался на самом глупом и обидном для каждого истинного профессионала – на самоуспокоенности. Поверил, что ничего уже не сможет сделать Владимир, что он загнан в тупик и будет теперь с фатализмом мусульманина ждать последнего аккорда своей короткой жизни.
Последнего аккорда своей «козлиной песни».
Владимир судорожно глотнул, и перед глазами, как строки телетайпа, сквозь дурнотную пелену продрались какие-то неясные слова. Что-то вроде: «Боже мой… неужели уже пришла пора?.. неужели под душою так же падаешь, как под ношею?.. А казалось, казалось еще вчера… дорогие мои… дорогие… хорошие…»
Ах да… Есенин.
Свиридов ткнулся лбом в жесткий, раздирающий кожу лица наст, и внезапно для самого себя заплакал от внезапно схлынувшего и распустившего пульсирующие болью мышцы напряжения…
Эпилог
Фокин сидел перед экраном телевизора и пил водку.
А что он еще мог делать, если по принадлежащему БАМу телеканалу была развязана истерия по поводу ареста хозяина и дикторы наперебой соревновались в том, кто жестче скажет о произволе в России, о чекистских методах, о нарушении свободы слова и раздувании надуманных скандалов? …И что он мог делать, если было уже два часа ночи, а Свиридова все еще не было?
Многочисленные адвокаты Маневского пожимали плечами и говорили о фальшивости обвинения и о некомпетентности и лживости следователей, ведущих дело и берущих обвинения буквально с потолка.
Фокин опустошил уже вторую бутылку водки, когда вдруг – посреди ночи! – прозвучал звонок в дверь.
Фокина так и подбросило в воздух.
Он схватил с табуретки пистолет, снял его с предохранителя и рванул в прихожую.
– Кто там?
– Это я, Егорыч… – послышался за дверью знакомый дребезжащий голос. – Егорыч я, говорю!
Фокин, который надеялся, что это Владимир, судорожно сглотнул и машинально повернул ручку замка. То, что за дверью помимо Егорыча могут оказаться убийцы, его уже не заботило. Будь что будет…
Но там действительно маячила одинокая сгорбленная фигура Егорыча.
– Как ты меня нашел, дед? – спросил Фокин. – Ну… м-м-м… проходи. Выпьем, что ли.
– Непременно выпьем! – гнило продребезжал Егорыч и ввалился в прихожую, обдав Афанасия свежим запахом какой-то бормотухи и гаммой других ароматов.
Афанасий захлопнул дверь и побрел в комнату, натыкаясь на стены и едва не снеся трюмо.
А Егорыч за его спиной снял драную шапку, телогрейку, выпрямился, оказавшись как-то сразу на голову выше, и проговорил уже другим, но куда более знакомым Фокину голосом:
– Ты уж прости меня за клоунаду, Афоня… но иначе мне было не выбраться обратно в Москву.
Фокин издал горлом звук, с которым засорившийся унитаз засасывает воду, и медленно обернулся.
– С бомжа снял одежду, – грустно улыбнувшись, сказал Свиридов. – Ничего, не замерзнет, тем более что я ему свою оставил. Хотя не думаю, что он способен оценить пальто за четыре тысячи баксов. Такие вот дела… А я смотрю, ты уже пьешь за упокой моей грешной души?..
Дочки-мачехи
Пролог
– Свидетельница Смоленцева.
Высокая молодая женщина лет двадцати восьми встала со своего места и, высоко вскинув голову, прошла меж рядами под скрещивающимися взглядами присутствующих в зале очевидцев судебного процесса.
Большинство из здесь присутствующих принадлежало к той яркой касте посткоммунистической России, что расхоже именуется нуворишами. Или «новыми русскими». Бритых затылков, «мобилов», «голдовых» цепур и костюмов от «Gianni Versace» и «Briani» было более чем достаточно.
45 
