– Завидую, – покачал головой Костя и толкнул очередную, более двух с половиной метров в высоту, дверь.
В огромной, практически пустой комнате ремонт был уже завершен. Отец Василий прошел внутрь и замер в восхищении. Открывшийся за тремя огромными окнами вид был великолепен. Справа и слева лениво качались темно-зеленые верхушки старых кленов, а из среднего окна проглядывалась центральная аллея больничного парка, за ней – Волга. В сиреневой дымке вечера серебряная поверхность великой реки смотрелась как на полотне сюрреалиста.
– Невероятно! – восхитился отец Василий.
– Да, – скромно согласился Костя. – Я сам каждый вечер сюда прихожу, не могу удержаться! Представь себе, они эти окна в шестьдесят четвертом году кирпичом заложили!
– Зачем?
– Вот и я пытаюсь понять, зачем, но пока так и не понял.
Главврач достал из ящика стола небольшой графинчик, две маленьких рюмочки и пахнущий копченой рыбой сверток.
– Ну что, присаживайся, батюшка. Усугубим.
Они сели, разлили спирт, выпили, закусили рыбкой и начали неспешный разговор, наблюдая, как все пронзительнее выделяется на фоне сгущающихся сиреневых сумерек сверкающее белым металлом полотно великой реки.
– А Витька Соловьев, помнишь его? – рассказывал Костя. – Так он сейчас в Египте работает, в посольстве.
– Витька?! – не мог поверить отец Василий. – Кем?!
– Электриком.
– Фу-у… Я уж и не знал, что и подумать! – засмеялся священник, помнивший, что Витька звезд с неба никогда не хватал.
Так получилось, что, порвав практически все отношения со своими прежними друзьями и одноклассниками еще тогда, до семинарии, отец Василий так и не сумел восстановить их, и теперь его ждала масса открытий – жизнь не стояла на месте. Кто-то сел, кого-то убили, иные покинули родной поселок и осели в областном центре, а другие, напротив, отучившись, вернулись и теперь, что называется, выбились в люди.
Постепенно, по мере того как убывал в графинчике спирт, мужики перешли от обсуждения общих знакомых к тому, что болело у них самих.
– Нет, Ковалев – не тот человек! – жарко доказывал главврач.
– А я тебе что говорил?! – принимал очередную рюмочку священник.
– Так он меня, гнида, чуть не посадил! Будто забыл, как мы его Светку здесь выхаживали!
– Какую Светку? – не понял отец Василий.
– Жену, естественно!
Продолжающийся под спирт и поначалу казавшийся не слишком важным разговор имел, как теперь осознавал отец Василий, колоссальное значение. В самом деле, в маленьком Усть-Кудеяре от каждого сколько-нибудь значимого начальника зависело невероятно много.
– Слышал, Парфен стройку затеял? – спросил Костя.
– Я там был сегодня, – кивнул отец Василий. – Он мне сварщиков дал. Костя укоризненно посмотрел на священника.
– Не знал, что у тебя такие знакомые!
– Перестань, Костя! – пристыдил его отец Василий. – Я что, похож на бандитского друга?
Тема раговора стремительно изменилась. С одной стороны, им обоим было отрадно, что деньги, выколоченные бандитами из мелких предпринимателей, хоть в каком-то виде да вернутся работать на общество. По крайней мере рабочие места на стройке появятся. Но, с другой стороны, оба они прекрасно понимали, что если бандит и вложит во что-нибудь деньги, то лишь для того, чтобы обобрать общество еще сильнее. И если были для него простые усть-кудеярцы лохами, когда он сколачивал свой начальный капитал, то можно себе представить, за кого он держит простых людей теперь, поднявшись над ними на недосягаемую финансовую высоту.
– Нехорошо это! – качал головой священник.
– Верно, батюшка, ох, нехорошо! – вторил ему главврач.
Они просидели за разговором до двух часов ночи. И лишь когда отец Василий решительно пресек попытку главного врача достать очередную емкость со спиртом, Костя вызвал дежурную машину и подбросил отца Василия прямо домой.
Но и здесь они еще долго не могли расстаться, и главврач, обхватив священника за могучую шею, пытался досказать что-то последнее, что-то самое главное.
– Смотри, Мишаня! Чтоб ни-ни!
– Какие базары, Константин?! – обнял товарища отец Василий.
– Ты меня знаешь! – бил кулаком в богатырскую грудь священника врач. – Звонишь, я прихожу и все развожу, и никаких делов! Ты понял? Никаких делов!
Ольга стояла на крыльце дома, но в мужской разговор не встревала. И только уже дома, раздевая мужа, не утерпела:
– Долго же вас не было, батюшка.