– И вот – сунул. Да так сунул – мало не покажется. Так что, Вовка, если со мной что случится, знай – это не несчастный случай или что-то там еще. Просто я много лишнего узнал, а потому мешаю...
Из дальнейшей его речи, которая изобиловала повторами и путаными объяснениями, я узнал, что Роман работал в инкассации, будучи твердо уверенным, что они занимаются перевозкой денег и ценных грузов. И однажды по чистой случайности он сунулся в кузов и обнаружил там герметические емкости с отрезанными человеческими органами. Так как он повредил одну из емкостей, стало бы очевидно, что конфиденциальность перевозки кем-то нарушена. По этой причине он буквально в тот же день оставил машину и начал скрываться, боясь, что от него постараются избавиться.
По его словам, органы забирались из нашей клиники и еще нескольких других и доставлялись в какое-то закрытое загородное лечебное учреждение. В тот момент, когда Роман открыл уже рот, чтобы назвать его местоположение, его что-то отвлекло. Он несколько секунд напряженно смотрел куда-то в сторону, затем сказал в камеру:
– Ну, мне пора закругляться. Если что со мной случится, друг, отомсти за меня...
Подошел к камере и выключил ее – дальше на пленке ничего не было.
Нажав на стоп, я несколько минут сидел в темноте, приходя в себя от услышанного. После этого кинулся в регистратуру.
– Нина Ивановна, когда инкассаторы приезжают? – спросил я у дежурной.
– Обычно в восемь.
До восьми оставалось еще полдня, и я решил пока заняться своими прямыми обязанностями – разбираться дальше в этом грязном деле у меня просто не было сейчас сил.
* * *
Уже стемнело, и Дима не без опаски двигался по дороге в глубь густеющего хвойного леса, стараясь не думать, куда и зачем он идет. Вскоре он услышал урчание двигателя и сообразил спрятаться за деревом. Мимо пронеслась знакомая желтая машина с зелеными полосами.
Значит, недалеко. Дима твердо решил разведать, что делали инкассаторы в лесу вечером. Он снова спустился на дорогу и пошел в прежнем направлении, замерзая все больше и больше. Решимость его, правда, уже таяла. Но тут впереди между деревьями мелькнули огни, и Дима пошел быстрее.
Вскоре он вышел на поляну, которую окружал высоченный забор. За забором поднималось большое и красивое здание, сделанное в псевдорусском стиле. На витых воротах красовалось название: «Санаторий „Сосновая шишка“. Дорога, по которой путешествовал Дима, здесь и заканчивалась, упираясь в ворота. Значит, инкассаторы были здесь – больше им деваться некуда.
Дима свернул с дороги и стал лезть через сугробы, огибая санаторий с той стороны, которая была менее освещена. Зайдя достаточно далеко, Дима понял, что санаторий охраняется, как секретный объект: по территории гуляли охранники с доберманами.
Чтобы получше разглядеть, что происходит внутри, Дима влез на дерево, благо их было предостаточно. Устроившись поудобнее на ветке, он прямо перед собой увидел в освещенном большом окне пожилого и очень толстого человека, сидевшего в нижнем белье за чтением журнала. Остальные окна либо были занавешены, либо не горели вовсе.
На территории ничего не происходило. Он только напрасно теряет время. Дима спрыгнул с ветки и провалился в сугроб по пояс. Побарахтавшись немного, добрался до более твердого участка и отряхнулся.
Ну вот, его цель достигнута – он выследил злосчастную машину. Но как узнать, что творится в этом санатории, больше похожем на какое-то гнездо мафиози из американских боевиков? Точнее, на гнездо международных террористов.
Однако сидеть под забором всю ночь в такой мороз и бесполезно, и невозможно. Дима решил выбираться отсюда, чтобы потом вернуться.
Приняв решение, он еще раз оглянулся на витые ворота и зашагал по совсем уже темному лесу к автостраде, соображая, как он попадет в Москву – ночью и без денег. Выйдя на шоссе, Дима понял, что попутной машины он скоро не дождется. Околеет. Поэтому поднял воротник, поглубже засунул руки в карманы и, широко шагая, отправился пешком.
* * *
Он больше не мог разговаривать с этим монстром – он просто дрожал от ярости. Все заготовленные аргументы сейчас ему самому казались совершенно неубедительными. Надо взять себя в руки, собраться и по-настоящему, по-мужски поговорить с наглецом. Не давать ему спуску. Нападать, а не защищаться. Но все было тщетно – он чувствовал себя как кролик, завороженный удавом, подбирающимся все ближе.