– Отто, ну хоть ты мне подскажи – я ж гостиничным бизнесом не занимался. Чего им, шельмам, надо?
Отто не успел ответить, как к ним подошел один из приезжих профессоров, седой, как лунь, с ласковой ребячьей физиономией, и что-то спросил, заглядывая Ланбергу в глаза. Тот в свою очередь повернулся к главному и сообщил:
– Господин Дик Нортон – владелец клиники Йоркшира. Он приветствует вас и спрашивает, где находится спортивный зал, которым он может воспользоваться.
Козлов, округлив глаза, смотрел на сэра Нортона и нервически потел:
– Ты смотри, из него уж песок сыплется, а он – туда же...
– Господину Нортону – девяносто лет, – уважительно откомментировал Отто.
Козлов зажмурился, будто прыгал в холодную воду, и крикнул через плечо:
– Мишка!
Тут же материализовался бледный юноша в униформе.
– Проводи господина в качалку на первый этаж, только попроси Степаныча убрать оттуда штангу. И желающих присоединиться – тоже проводи... Черт знает, что такое, – продолжал сокрушаться Козлов, понимая, сколько хлопот ему еще предстоит с этими иностранцами. – Ну, теперь прошу пожаловать в мои апартаменты – для деловой беседы, так сказать.
Отто кивнул головой и, отдав толмачу пару распоряжений по-английски, прошел за Дмитрием Анатольевичем в его кабинет.
* * *
Допрос директора «Эдельвейса» не принес никаких результатов. Хотя его и обрабатывали лучшие люди, у которых была на него заготовлена порядочная куча компромата, да и психологическое давление следователя не вынес бы и самый прожженный уркаган, Пупков молчал. Он обливался потом и горючими слезами и клялся, что ничего не знает.
Его еще немножко промариновали в камере, а потом выпустили. Чехов призадумался. Все это значило только одно: Пупков действительно ничего не знает.
«Отлично, – думал Юрий Николаевич. – Значит, „Эдельвейс“ вовсе и ни при чем. Возят себе тихонечко что-то, а что – их не корябает. Во всяком случае, если бандиты с кем-то договаривались, то только не с директором. А с кем? Этого мне пока узнать не дано. Нужно выходить на заказчика, а потом... Попробуем зайти с другой стороны».
Чехов вытащил из кармана список сотрудников, которые общались с Ураевым. Первым в этом списке был водитель, с которым Ураев работал в паре. Потом шел менеджер по работе с персоналом и табельщица, которая, судя по рассказу Ладыгина, была любовницей Романа.
Первым, что Чехов попытался выяснить, было то, кто последним видел пропавшего инкассатора на работе. Это была табельщица, и она утверждала, что тот вел себя, как обычно, и перед последним выездом ни о чем с ней не говорил.
По поводу шофера было известно, что тот вообще в ту неделю приболел – Роман выезжал один.
«Уже кое-что», – удовлетворенно подумал Чехов и стал размышлять, какие из этого можно сделать выводы.
Видимо, роковое открытие он сделал именно в тот день, когда вышел в рейс в одиночку. Отсутствие шофера машины и дало ему возможность сунуть нос не в свои дела.
«Не в свои – а в чьи же? Шофера? Возможно, он и был в курсе того, что происходит, если до той поры мог позаботиться о сохранении тайны. Значит, нужно проверить еще и шофера».
Задерживать водителя он не стал. Зато зашел в РУОП и выхлопотал там разрешение организовать слежку за инкассаторской машиной с номером: «Е564СУ». Убедить в необходимости этого было сложно, но в конце концов Чехов своего добился, пообещав нужным людям организовать зимнюю охоту (у Юрия Николаевича бы знакомый егерь, и это знакомство иногда бывало чуть ли не более полезным, чем знакомство с каким-нибудь министром).
Было выделено несколько машин различных моделей, которые в течение двух дней водили инкассаторов по Москве и давали немедленный и подробный отчет по радио сидевшему в «рафике» Чехову.
Слежка результатов не дала никаких. Машина методично объехала все подопечные магазины, рестораны и банки, не посетив ни одного мало-мальски медицинского учреждения, если не считать салона пластической хирургии на Новом Арбате.
Чехов поблагодарил всех, кто ему помогал, снова пересел в свой раздолбанный «Москвич» и поехал в клинику к Ладыгину, чтобы поделиться с ним своими наблюдениями.
– Видимо, ты их своим неприкрытым рвением спугнул. Они теперь будут лежать на дне, пока ты не успокоишься. Раз уж тебя не удалось угомонить...
– Зато мои подопечные уж очень шевелятся. Сперли у меня карточку наглейшим образом, постоянно о чем-то шепчутся по углам. Но опять-таки, ничего особенного не происходит. Я начинаю уже подумывать о провокации, – отвечал ему Ладыгин.