69 
– Тебе нельзя! – глухо сказал Кирилл, отнял у Людмилы сигарету и затушил ее.
– Так вот, – продолжала она. – Тебя никто не тронет, а их показаниям против тебя никто не поверит – если мы нападем первыми. Они попадут сильнее – против них есть свидетели, которые знают, как они мухлевали с этими трупами.
– И кто же? – совершенно бесцветным голосом спросил Кирилл.
– Санитары, два хирурга и я, – торжественно произнесла Люда.
* * *
Диме Красникову довелось поучаствовать в приеме иностранцев самым активным образом. Все молодые силы бросили на то, чтобы создать видимость отеля-люкс, и Диме пришлось дважды за день переодеваться – то в форму «боя»-носильщика, то в одежду «ливрейного лакея». Сперва он перетаскивал многочисленные кейсы и баулы из машины, потом стоял навытяжку возле чьей-то двери и отчаянно косил глазами, пытаясь рассмотреть, что за важные персоны теперь обитают в престижном крыле санатория.
Когда наконец его с поста сняли и снова отправили заниматься натиранием полов, Дима подробно расспросил коллег о том, что происходит. Никто толком ничего не знал, кроме того, что было ему самому известно: приехала иностранная делегация, и по ее поводу хозяин очень напрягается.
В этот же вечер Красников дежурил на этаже ночью. Вытряхивая пепельницы в основном холле, Дима вдруг краем глаза заметил в дверях появление какой-то покачивающейся фигуры. Когда фигура приблизилась, можно было понять, что это – молодой мужчина, и мужчина весьма пьяный. Тяжко вздохнув, он брякнулся в кресло и начал мучительно икать.
– Эй, малый, – позвал он Диму, пробиваясь через очередной приступ икоты. – Дай водички.
Дима молча подошел к встроенному в стену бару-холодильнику, выбрал оптимальный в любых случаях апельсиновый сок, налил его в стакан, подал его еще мучительней икавшему мужчине и продолжал заниматься своими обязанностями.
Мужчина, производя горлом очень громкие звуки, выдул сок, минуту посидел, не шевелясь, и понял, что помогло. Он снова вздохнул – теперь уже с облегчением, достал сигарету и стал сорить в только что вычищенную Димой пепельницу, а иногда – и мимо нее.
– Чертовы куклы, – наконец задумчиво произнес он, видимо, желая завязать разговор.
Дима молчал. Незнакомец разглядывал парня с неприличным любопытством и, наверно, пытался найти повод и все-таки заполучить себе собеседника.
– Слушай, парень, а где я тебя прежде мог видеть? – наконец спросил он.
Дима не поддался на эту дешевую провокацию и отвернулся от навязчивого незнакомца вовсе, воспользовавшись тем, что только в таком положении можно было достать верхний стеллаж.
– И ты туда же, – разочарованно произнес мужчина и полез в бар.
Там он долго звенел бутылками, а потом снова сел в кресло, уже держа в руке бокал, полный чего-то шипящего и пахнущего алкоголем.
– Твое здоровье, – поднял он бокал в сторону Димы и отхлебнул добрый глоток. – Вот ты, парень, я вижу, молодой, а занимаешься черт-те чем. Мог бы, например, науку двигать или детей лечить...
Не дождавшись реакции, незнакомец продолжал:
– Да ты не думай – я все понимаю. И тебе тоже денег хочется. Красивой жизни... А в чем она, красота-то, по-твоему, а? Молчишь... Я вот тоже красиво жить хотел. В институт престижный поступил – и чего? – Он издал губами разочарованный пшик. – Толмачу у каких-то хренов и не имею с этого никакого морального удовлетворения... Ты хоть знаешь это слово – «мораль»? Да откуда тебе...
Дима попытался пропустить пренебрежительные замечания мимо ушей и уловить информативность этого монолога – если она вообще существует. Незнакомец и не собирался останавливаться на полдороге.
– Ты посмотри, в каком дерьме мы с тобой, брат, оказались. Твой директор, между прочим, – враг народа, ты это знаешь? Знаешь, что он сегодня этим гарикам предлагал? О, брат! Тут у вас родину продают – оптом и в розницу. Причем – задешево. Вставай в очередь, может, и тебе достанется. – Последовала пауза, во время которой пьяный философ сделал еще два изрядных глотка из своего бокала. – Смотреть противно, как им зады облизывают. «Сэр, мы будем рады подписать с вами договор на любых угодных вам условиях!» Тьфу!
С видом оскорбленной гордости толмач выпрямился в кресле и изрек:
– Никогда – слышь меня? – никогда эта страна не поднимется, ежели каждая собака сможет страну по кускам растаскивать и при этом еще всяким залетным господам в ноги кланяться!
69 
