Он решительно встал, сунул сигареты и ключи в карман, обулся и вышел из дому. Если чудеса решили навестить тебя сами, это еще не значит, что ты не можешь пойти к ним навстречу. Можешь. И Николай, не желая быть лежачим камнем, решительно отправился в ближайший сквер. По дороге никого особенного не встретив, он прошел по аллее, сел на лавочку и решительно откинулся на спинку. Посидел минуты три просто так и достал сигареты. «Много курю», — мелькнула привычная мысль.
— Много курите, — эхом прозвучал чей-то голос.
Николай, не торопясь, повернул голову. Рядом с ним на скамейке сидел воробей. Обычный, московский, серый. Воробей смотрел на него круглым глазом.
— Да, — неопределенно кивнул Николай.
— Он не говорящий, — насмешливо заявил голос. — Зато я — вполне.
Николай осмотрелся. Кроме воробья, никого вокруг не было, только в конце аллеи маячила мамочка с коляской.
— А где вы? — осведомился Николай. — Простите, но я вас не вижу.
— Неудивительно, — проворчал голос. — Вы вообще обычно ничего не видите. Сидите дома, компьютер да телефон. Даже не знаете, как соседей ваших зовут.
— Не знаю, — покаялся Николай и почему-то решил пояснить: — Квартира съемная.
— Да какая разница? — возмутился голос. — Соседи тоже съемные?
— Да нет, обыкновенные соседи, — смутился Николай, припомнив толстую тетку, с которой столкнулся у лифта месяца два назад, и бодрого старичка, выходящего из квартиры напротив буквально сегодня, когда Николай вернулся из магазина домой и ковырялся ключом в замке, пытаясь открыть дверь, не выпуская из рук многочисленные пакеты с будущей едой.
— Вот и мотайте на ус, — наставительно заметил голос.
— А вы не покажетесь? — робко спросил Николай, но ему никто не ответил.
Он еще немного посидел, но больше ничего не происходило. Тогда он пошел домой.
* * *
Бодро жуя сосиску, Николай думал. В сущности, все неплохо. Время есть. Голос дал подсказку: соседи. К толстой тетке идти не хотелось, а вот старичок Николаю понравился, почему бы не зайти по-соседски? Только вот повод, повод…
Так ничего и не придумав, Николай решил — была не была. Попробуем просто. И решительно зашагал в дальнюю даль, в соседнюю квартиру. Старичок был дома. Он совсем не удивился визиту, не побоялся распахивать дверь перед малознакомой физиономией, кивнул и выразительно махнул — проходи, мол. Николай несмело зашел. В квартире было тихо и пахло книгами. Да они и были везде. По крайней мере, коридор, в котором положено держать всякую верхнюю одежду, был весь заставлен полками. Приободрившись, Николай начал:
— Вы простите меня, пожалуйста, но я тут…
Старичок снова выразительно махнул рукой — на этот раз жест означал: «Пустяки, не смущайся». И пошел на кухню, так и не произнеся ни слова. Николай отправился за ним. На кухне закипал чайник. Обычный, на плите. Старик ткнул пальцем в сторону дивана, не спеша заварил чай, щедро сыпанув в заварку смесь каких-то трав из банки, расставил чашки, откуда-то выудил вазочку с вареньем. Николай освоился. Придвинул к себе чашку, и некоторое время они уютно молчали. Окно было занавешено тяжелыми коричневыми шторами, и оттого казалось, что уже почти прохладно.
Откуда-то из глубин квартиры вышел кот. Он был хорош. Крупный, рыжий, с толстым плавным хвостом. Кот серьезно поглядел на визитера медовыми очами и прошествовал к миске, в которой его дожидался корм. Николай полюбовался на рыжий солнечный холм и повернулся к старику.
— Вы знаете, меня сегодня упрекнули, что я даже с соседями не знаком, хотя живу тут уже год, — он решил говорить правду. Не обязательно же всю.
Старик кивнул. «Непробиваемая личность», — восхищенно подумал Николай и продолжил:
— Вот я и решил зайти.
Сосед кивнул еще раз. Николай пожал плечами и попробовал варенье. Вкусное, домашнее, а из чего — не угадать.
— Ореховое? — полюбопытствовал он.
Старичок отрицательно мотнул головой.
— А какое? — Николай решил переть напролом. Это же невинные вещи! Почему бы и не попереть?
— Вуршни.
— Что, простите? — Николай даже растерялся, услышав голос старика. Нормальный голос.
— Варенье из вуршни.
— А-а, — Николай решил пока не уточнять, что это такое. Многие знания в данном случае его не устраивали: варенье было вкусным, и он вовсе не жаждал разочароваться, узнав, что «вуршни» — это какая-нибудь гадость.