К этому моменту Кондратий выглядел уже совсем как набитый дурак.
Ражие молодцы, оставив его, обернулись к нам. Силы были неравны, но отступать было некуда.
Мы стояли перед ними робким десятком. Собственно, и десятка никакого не было, но некоторые из нас были в тельняшках, поэтому мы собрали единый кулак.
И капитан шептал нам в ухо ободряющие слова:
— Щас разберёмся. Щас мы им посчитаем! Мало не покажется! Это вам не бокс по переписке! Эй, держите меня семеро!
Но в этот момент бубен над островом издал странный звук.
Кто-то из аборигенов закричал тонким голосом:
— Битый час кончился!..
Молодцы в ту же секунду подобрели, хлопнули нас по спинам и потянулись прочь. Один из них, впрочем, обернулся и крикнул:
— Ну, братва, извините, что без драки. Айда тогда с нами Чушь с Ахинеей пороть!..
Но мы, сделав вид, что его не услышали, взяли на руки Всадницу без Головы и потащили её на корабль.
Однако мы не дождались от неё благодарностей. Всадница без головы сразу проследовала в свою каюту, и перед тем, как закрыть дверь, сказала:
— Ну, до чего ж вы, мужчины, всё грубые.
Тут я даже оскорбился. Я был единственный, кто никому не бил в бубен, а меня смешали с общей массой. Но делать было нечего. Мы плыли. Куда ж нам плыть, знали только лоцман и компас.
XXII
Много чего мы видели в этом путешествии — видели мы людей с пёсьими головами, видели драконов на керосиновой тяге. Висел над нами полдня летучий остров Лабуда, откуда на нас вылили два ведра помоев и нашвыряли арбузных корок.
Одного мы не видели — Золотого Сруна и не знали дороги к нему.
Тысячи лье оставались за бортом, а новые и новые лье всё тонули в пышных бурнусах килечного следа. Вокруг корабля холодало.
Навстречу нам попался странный плот, похожий на домовину. На крышке сидел чопорный англичанин и брился опасной бритвой, похожей на саблю.
— Сруна не видели? — спросили мы его.
— Да их тут сотни, их сотни! — отвечал англичанин, не переставая бриться.
— Мы неверно выразились, — взял дело в свои руки наш Капитан. — Нас интересует только Золотой Срун.
— Ну так возьмите левее, на пятьсот лиг к востоку. Иначе вас занесёт в северо-восточные области Великой Татарии. Если вы будете придерживаться этого направления, то наверняка найдёте какого-нибудь Сруна. Впрочем, если не будете придерживаться, то всё равно найдёте. Главное, сохраняйте невозмутимость.
Потому что, потеряв невозмутимость, вы потеряете всё.
И англичанин невозмутимо проплыл мимо нас на своём плоту.
— Вот ведь протестантист какой, — только покрутил головой Боцман Наливайко.
XXIII
Но, тем не менее, вокруг всё холодало и холодало. Уже не помогала двойная доза рома, глинтвейн расходовался вёдрами. К исходу недели нам пришлось даже отказаться от плавок, шорт и гавайских рубашек.
В борта корабля бились клювами льдины. На мачтах, там, где весело резвились огни Святого Эльма, выпал снег. Носоглоточному пришлось выдать караульный полушубок.
Не нравилось это нам всё — как-то не походили эти места не те, где мог бы обитать Золотой Срун.
А обычные нам были без надобности.
Наконец, среди ледяных торосов мы увидели огромный остров, не обозначенный на карте. По периметру остров оказался затянут колючей проволокой, а на караульный вышках стояли странные фигуры, обросшие инеем и сосульками.
За колючей проволокой изящным коромыслом поднимался дым, иначе называемый пар, и всякая птица, залетая в него… Ну, всем известно, что бывает с такими птицами.
Сначала нам неловко было бросать концы в таком месте. Во-первых, везде было написано, что это зона запрещений, зона строгих запрещений и зона отчаянных запрещений. На одном транспаранте, похожем на приветственный кумачовый лозунг, было написано: "Стойте! Стреляем!" — но транспарант был выцветший и дырявый. Стрелять было некому.
Во-вторых, и концы кидать было некому. Хоть мы и нашли пристань, но она была пуста, а кнехты скрыты под сугробами.
Тут я вспомнил, ту фразу, что говорил нам Оракул, и всмотрелся в часовых на вышках.
Предчувствие меня не обмануло. Когда сошли на берег, обнаружили, что на вышках стояли заиндевевшие чучела антарктических птиц.
— Лано-лано, — не перестал опасаться Кондратий Рылеев. — Неизвестно, что там внутри, может, у них там всё заминировано.