Его пугали звуки. Даже не звуки, а голоса. Голоса шли не извне, а изнутри.
- Ты жива еще, моя старушка.
Он любил ее на излете. На излете своей безбашенной жизни. Она была лучшей в его коллекции. Коллекции женщин. Лучшая, в плане всего. И секса, и поговорить…
То, как она, ранним утром, раскинув свою роскошную грудь, похрапывала, не контролируя себя. То, как она просыпалась от легкого прикосновения губами к соскам, отдавая ему тепло своего тела.
- Бум-бум, - будильник надоел своей трелью. – Давай, вставай.
- Бамба, - он притянул ее податливое тело к себе. – Будешь просыпаться?
- Балу, - она сладко потянулась всеми своими членами. – Какой же ты у меня медведь!
- Медведь? – он встал, взглянул в зеркало. – Да-а, медведь. Толстый.
- Большой, - она щурилась сквозь лучи утреннего солнца, залетевшего в окно. – А не толстый.
- Толстый, - он рассматривал себя в отражении. – Надо что-то делать.
- Не надо, - она прищурилась. – Я люблю твои руки.
- Руки? – удивился он. – Только руки?
Она встала с кровати. Оглянувшись, он увидел ее тело во всей красе – похотливое и такое родное.
В голове скрипело:
- Жив и я, привет тебе, привет.
- Я буду тебе благодарна.
- За что?
- За то, что ты есть у меня.
- Кушайте, на здоровье.
- Ты – моя жизнь. И если ты уйдешь, то я пойму, и буду благодарна судьбе, подарившей мне эти дни.
Ветер. Ветер задувал в приоткрытое окно. Завывал, дуя в щель. Он, казалось, подхватывал их запах, пытаясь забрать с собой. Она кусала его руки, пытаясь оставить следы своего пребывания.
Пил. По-черному. Заливаясь водкой, как молоком.
Она билась, как рыба об лед, пытаясь что-то изменить, хотела вытащить его из алкогольного дурмана, оттащить подальше.
А он сопротивлялся всеми фибрами своей души. Зная о наказании за самоубийство, пытался хоть таким образом решить вопрос.
А она? Унижалась, стараясь быть ближе.
- Отпусти меня, - он сидел на кухне, затягиваясь сигаретой. – Я не стою того.
- Послушай, - она обнимала его колени. – Лучше тебя никого не было в моей жизни.
- Ты не понимаешь, - он затушил сигарету. – Жизнь прошла.
- А как же я? – она подняла лицо с мокрыми от слез глазами.
- Ты? – он попытался встать. – У тебя все еще будет.
- У меня ничего не будет без тебя, - как собака, она пыталась преданно заглянуть в его глаза.
- Я не бог, - он выпил налитую рюмку, закусил огурчиком. – Не могу распоряжаться судьбами.
Звонок. Она подошла к телефону, всхлипывая.
- Алло.
- Пантелеев Андрей здесь проживает?
- Да.
- Передайте ему, что произошла ошибка. СПИДа у него нет. Просто поставили новое оборудование, а стажер не разобрался, как следует. Извините…
Ветер раздувал занавески. Весенний ветер. Вместе с яркими лучами утреннего солнца, он подхватывал пожухлую от зимы листву и играл с ней. Залетал в открытые окна, срывал бумаги со стола, ерошил волосы жильцов.
Аронов завтракал свой завтрак, сидя широкой спиной к окну. Тонкие, интеллигентные пальцы бывшего скрипача виртуозно управлялись с ножом и вилкой. Красивыми длинными ломтиками он отрезал от большого куска непрожаренного стейка, приготовленного вчерашним вечером его поваром.
- Ань, - лениво позвал он, дожевывая. – Ты скоро?
- Щас, любимый, - она отозвалась откуда-то из глубины квартиры.
Это ее «щас» сводило его с ума. Ну, конечно, не только это. Фигура, где-то на «четыре плюс». Плюс, полное отсутствие интеллекта. Это привлекало. После жены. С ее высокоразвитым «эго». Но, чего-то недоставало. Опять не устраивало. Опять же, разница положений. Не в смысле слова «положить». А в том, что эта девчонка еще вчера училась в своем ПТУ (или как оно сейчас называется), а сейчас одевается в его спальне.
- Ань!
- Ну, что?
- Ты идешь?
- Да иду же, иду.
В кухню, вместе с молодым, длинноногим телом, одетым в потрепанные джинсы, ворвался аромат весны.
- Могла бы и прикрыться, - Аронов исподлобья оглядел ее фигуру.
- Кролик мой, - она окутала его лысину густотой своих волос. – Я же – не ханжа. И не давала обет безбрачия. Посмотри, как тепло. Как красиво.
- Да, - вынужден был согласиться Аронов. – Тепло. Сейчас на Кубе, наверное, жарко.