Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
103 
Я ужаснулся переводу.
Такая дерзость невозможна по вашу сторону Альп.
Под развеянным платом звездного неба мы ползли по горьким склонам, и козьи стада шарахались от нас на две стороны. Я не ведал большего наслаждения, чем сцапать за ноги козу и высасывать из вымени почти горячую гущу молока и, захлебываясь, посылать смерть куда подальше еще на сутки.
Да, только самые выносливые, чья жизнь была накрепко вдунута Творцом в теснины плоти, увидели гончарные башни Генуи.
Что за город, сьеры, мы влюбились в него насмерть.
Нас ослепила виноградная зелень моря под вечер, когда не осталось ни сил, ни молитв, и вдобавок погонщик-холуй угостил Ива Брабо плетью.
Визжа, мы рванулись к прибою, рассыпались по каменистому берегу, как горошины.
Монахи надрывались из брошенной арбы, Стефан ябедничал Господу на наше непослушание… Но всё — впустую.
Солнце на юге хозяин, а не постоялец, потому оно беспощадно и правдиво — Николь словно впервые увидела свои расцарапанные тощие ноги и разбитые ногти. Тогда я узнал, что такое утешать безнадежно плачущую женщину. Врагу не пожелаю выманивать любимую душу из лабиринтов плача.
Тут-то мы вспомнили посулы Стефана, дескать, стоит нам приблизиться к морю, пучины расступятся, и мы посуху двинемся на сарацинские твердыни.
Уцелевшие малыши садились на корточки и дули на прибой, как на кипяток. Но орали всполошенные чайки, в лужах варились рачки, соль оседала на наших ногах, а божественный катаклизм не торопился.
Понемногу старшие девочки и парни сбились в угрюмую стайку и взгляды их стали смерть как не хороши…
Брабо без церемоний плюнул в Генуэзский залив.
А Николь попросила, чтобы я перестал, ей страшно на меня смотреть.
Перестать я не мог, ибо сам не знал, что за перемены происходят с моим лицом. Кажется, я улыбался.
Тут прискакал Истинная Правда и бойко сообщил, что чудо отменяется по причине наших тяжких прегрешений, поэтому добрые покровители поведут нас в славную Геную, дабы продолжить крестоносное шествие с меньшим размахом, без грозных явлений натуры.
И вкатились мы в клыкастые ворота Генуи, окаянного лигурийского ящера. Надо было видеть, сьеры, как захлопывались стены лавок, и жались к стенам прохожие. Я уже без зазрения совести обсуждал стати проплывавших мимо дам, дабы успокоить Николь, которой эти лобастые донны в подметки не годились. Брабо ржал и требовал, чтобы я переводил красавицам его замечания.
Генуя заворочалась, как чесоточный, в садах правителя зашмыгали доносчики. Упало каленое сердце Алессандро ди Лигури — он тогда сидел на шее Генуэзской республики, питался в страхе перед отравой одними голубиными яйцами и даже в постели с женой не снимал панциря. Узнав о нашем парад-алле, железный Алессандро впал в буйство, прибил домочадцев, ночь проторчал перед образом Мадонны, а утром его осенило.
Малолетнюю саранчу, естественно, науськали враги республики, решившие дьявольской козней свихнуть набекрень мозги правителя и забросать славу Генуи младенцами. Этак сначала в ворота протопает орда юнцов, а за ними, глядишь, и закованные в латы наемники, а горожане их спокойно потерпят.
В порту дрожала ночь, бурлили и воняли в котлах для каторжников неописуемые отбросы, из лиловой тьмы вывалился всадник и, пока его лошадь ярилась, крикнул, чтобы мы немедленно убирались, иначе мессер Алессандро обратится к полезному наследию царя Ирода.
Но тут действительно произошло чудо: Истинная Правда распластался под копытами и что-то объяснил нашему горбоносому ругателю.
Тот зашелся хохотом, Истинная Правда поцеловал стремя, и всадник сгинул, довольный. Алессандро ди Лигури спокойно спал в ту ночь. Наверное, сейчас не так сладко дремлет в земле молодой тиран, лишенный чести, власти и родины.
Николь заходила по грудь в воду и стояла, почти неразличимая среди свай, но море было неотделимо от звезд, и ни корабля, ни Иерусалима не увидела моя Николь…
Мы стояли рядом и смотрели туда, где замерла в скорби отцветшая Гефсимань.
Четыреста детей не спали и входили в море, дробя шагами круги созвездий, чтобы хоть на вершок, хоть на слезу, хоть на молитву быть ближе к Святой Земле. Брабо посадил на плечо серьезную малявку и показывал ей Ковш.
Смешно, сьеры… Никогда нельзя позволять детям осуществлять свои мечты. Кто в детстве не желал бежать за море, или скитаться по земле, чтобы дойти до края, приподнять хрустальную сферу, как занавес и подсмотреть замысел Божий?
103 
