35 
Девушка схватилась за прутья решетки, прижалась к ним лицом. Камера была узкая и длинная, с забранным прутьями окошечком на противоположной стороне, под самым потолком. Проникавшего в него света едва хватало, чтобы разглядеть узкую лавку-лежанку у стены, накрытую серым драным покрывалом.
– Альк?
Темное пятно на полу не шелохнулось.
– Откройте! – Рыска с лязганьем потрясла дверь.
– Но-но, не балуй! – ворчливо одернул ее тюремщик. – Ему уже без разницы, а замок старый и так вечно клинит. Помнится, в соседней камере как сломался, так приговоренного оттуда неделю для плахи добыть не могли. Пришлось жаждой уморить. – Стражник хихикнул и зазвенел ключами, неспешно подбирая нужный.
Жар прислонился к стене, заставляя себя дышать глубоко и ровно. Тюремное подземелье с его особым запахом сырости, немытых тел, крыс, тухлятины и нечистот и без того выбивало вора из колеи, навевая не слишком приятные воспоминания, а тут еще «веселенькие» баечки.
Дверь наконец открылась, и Рыска ворвалась внутрь, чуть не сбив стражника с ног.
– Тьфу, бешеная девка! – Тюремщик, впрочем, был не чужд человеческому горю, тем более исходящему от такой хорошенькой девицы. Он даже посторонился, пропуская в камеру Жара, прикрыл за ним дверь и подпер ее спиной. Пусть полюбуются напоследок, а то мстительный наместник может и трупу наказание назначить: голышом на кол насадить или за ноги подвесить, покуда не сгниет. А хорошо он все-таки Румза приложил, хе-хе! Весь город уже знает. Кабы не саврянином был, даже пожалели бы его.
Рыска упала на колени возле тела (как померещилось в полумраке, уже обезглавленного), схватила его за плечи… и ощутила под пальцами только мокрую ткань рубашки. Девушка взвизгнула от неожиданности, отпрянула. Жар, не веря глазам, подскочил к лавке и рывком сдернул тряпье, словно надеясь обнаружить узника под ним.
– Ах ты…
Рыска истерически рассмеялась.
Под лавкой чернел крысиный лаз.
Звякнуло, щелкнуло. Когда Жар обернулся к двери, на ней уже висел замок, а тюремщик спешил к выходу, тряся связкой ключей, как колокольчиком.
– Эй, ты чего, котяра?! – возмутился вор, подбегая к решетке. – Выпусти нас!
– Посидите тута до разбирательства, а то ищи вас потом, подозрительных! – не оглядываясь отозвался стражник и уже с середины коридора завопил: – Побе-е-ег!
* * *
Фесся молча глядела, как муж наматывает портянки и обувается в лапти. Тишина была тяжелой, напряженной. Лучше бы ругань, упреки, слезы, чем такое вот грозовое ожидание.
– Ну пошел я, – неловко сказал Цыка, выпрямляясь. – Давай поцелуемся на дорожку, что ли…
Жена покорно позволила ему привлечь себя к груди, коснуться неподвижных губ.
– Бессовестная ты баба, – не выдержал батрак. – Муж на полгода уходит, а она его даже проводить по-доброму не желает!
– Что?! – прорвало Фессю. – Это я-то бессовестная?! Сам нас бросил, еще и упрекает!
Муж страдальчески поморщился: ну вот, опять все сначала! И как ей объяснить?!
– Не бросил, а наоборот – забочусь, деньги для семьи зарабатываю, горба не щадя!
– Как будто нам и так чего-то не хватало! Дом почти достроен, две коровы есть, приданого и дареного полный сундук. Иные на меньшее от хозяев уходят, в землянке по три года живут, но как-то же поднимаются! Сурок и тот с плешивого теленка начинал, за полсребра на скотобойне купленного.
– А я не хочу «как-то»! – Цыка в сердцах ударил кулаком по ладони. – На кой три года терять, если можно сразу на ноги встать?
– Вот! Это ты не хочешь! Тогда и не ври, что для семьи!
– Для сына моего! Мне лучше знать, что ему нужно!
– А может, это девочка? – ядовито предположила Фесся, опуская руку на зашевелившийся живот – ребенок как будто понял, что речь идет о нем.
– Мальчик, – уверенно возразил муж, – я у Рыски спрашивал. И не хочу, чтобы он, как я, в нужде рос!
– Так ведь нет никакой нужды. – По щекам жены снова покатились слезы. – Потерпеть только чуток, главное – вместе… Как же я одна рожать-то буду?!
– Что, и рожать вместе с тобой?!
– Постоял бы рядом, за руку подержал! – Фесся порывисто вцепилась в его локоть, как будто время уже подошло.
– Да ты чего, – растерялся батрак, выдергивая руку, – меня мужики засмеют, а тебя бабы!
– Пускай, зато мне спокойнее будет!
– Вот еще, придумала глупость! – Цыка распахнул дверь. Телега с тсарскими работниками выезжала из Приболотья сразу после завтрака, и сопровождавший их голова пригрозил, что если батраки опоздают, то пойдут в город пешком. – Вы, бабы, как кошки, – вспомнив, повторил он за Сурком. – Родишь, никуда не денешься.
35 
