Санни не сводила с него глаз – он как будто отвечал ее мечтам, ее мыслям…
– А ты, – спросил ее Дайяр, – чего ищешь ты?
– Того же, – сказала Санни одними губами. – Того же самого…
И, словно очнувшись, пробормотала, отворачиваясь:
– Ну, или что-то похожее. Наверняка, все люди хотят одного.
– Не все, – возразил Дайяр, – далеко не все. Большая удача встретить такого же, как ты…
– Иногда и разные люди идут одной дорогой и приходят к единой цели. Правда, не всегда добровольно… Хм-м…
Гадалка задумалась. Дайяр заговорщицки подмигнул Санни – мол, жди новую историю! Та невольно улыбнулась в ответ – ее улыбка вспыхнула свечкой в ночи. Женщина вздохнула:
– В этой истории совсем нет колдовства. Ну, или совсем немножко. И никто из них не ждал ничего хорошего от дороги, разделенной на двоих…
ДОРОГА
Погружая пальцы босых ног в теплую пыль дороги, Верда в полдень вошла в деревню. Деревня была небольшая – одна из многих, встретившихся ей в пути. Она и завернула-то сюда, только чтобы пополнить запас воды…
Опершись о посох, Верда остановилась поглядеть, как деревенские мужчины, гомоня и отталкивая друг друга, пинают какое-то грязное, падающее и вновь поднимающееся существо. Рассеянно откинула на плечи серый капюшон.
– Что же это? – сказала сама себе – по привычке. – Его же так забьют до смерти…
– Забьют, – равнодушно подтвердил стоявший рядом бородатый зевака, – и поделом.
И вдруг оживился:
– Или ты хочешь взять его?
– Как это?
– Хочешь спасти ему жизнь?
– Да… конечно, да.
– Эй! – крикнул зевака. – Эй! Оставьте его! Эта женщина хочет взять его себе! Эй, слушайте, что говорю, ну!
Не сразу, оглядываясь, понемногу остывая, мужчины расступились. Зевака вошел в круг, наклонился над слабо шевелившимся в пыли человеком.
– Эта женщина заступилась за тебя, Полковник! Хочет взять твою поганую жизнь… Благодари богов или своих дружков-демонов – женщина берет тебя!
– Не-ет… – бедняга затряс головой, словно ему залило водой уши, – не-е… я не… я не хо… чу… убей… лучше убей…
Недоумевающая Верда коснулась руки соседа.
– Что это он?
– Ты заступилась за него, так? – спросил тот терпеливо, словно говорил с малым ребенком.
– Да.
– Тебе его отдали. Теперь его жизнь в твоих руках. И смерть тоже. Он твой раб до самой могилы.
– Не-е… – хрипел человек, мотая разбитой головой. Зевака ухватил его за остатки одежды и проволок по пыли, толкнув в ноги отшатнувшейся Верды.
– Целуй ноги своей хозяйке, подонок! А ты, странница, забирай его да убирайся подобру-поздорову, пока мы не передумали!
Она скользнула взглядом по хмурым лицам и, пожав плечами, пошла прочь. Забыла даже, что собиралась набрать воды. Мельком оглянувшись на выходе из деревни, увидела как следом еле тащится шатающаяся, спотыкающаяся, подгоняемая толчками и пинками фигура. Верда нахмурилась и ускорила шаг.
Он настиг ее после полудня, когда Верда сидела поодаль от дороги, задумчиво пережевывая твердые сочные корни медведки. Словно пес, идущий по следу, проломился сквозь кусты и остановился перед ней, хрипло и жадно хватая горячий воздух разбитым ртом. Подняв голову, она молча смотрела на него: он казался таким огромным… Не нашла ничего лучшего, как протянуть ему медведку. Мужчина скорее свалился, чем опустился на колени, взял корень, надкусил одной стороной зубов.
– Кости целы? – спросила Верда.
Он повел плечом, смугло светившимся сквозь пыль и лохмотья одежды. Скривился:
– Вроде…
– Сними рубаху.
Он только глянул угрюмо. Верда достала нож. Надрезав лохмотья, заскорузлые от грязи, пота и крови, спустила их с широких плеч. Быстро, привычно, даже небрежно ощупала ребра, надавливая там, постукивая здесь – мужчина дышал сквозь зубы, – сказала уверенно:
– Одни ушибы. Заживет.
Он криво усмехнулся.
– Мне ли не знать… Ты лекарка?
– И это тоже.
– Куда идешь?
– Тебе что за дело?
– Раз я иду с тобой, хочу знать – куда.
Верда, складывающая сумку, удивленно вскинула глаза:
– Почему это ты идешь со мной?
– Разве не ты спасла меня? Тот, кто заступится за осужденного на смерть, берет его в рабы.
Он ударил разбитым кулаком в жесткую пыльную щетину травы.
– Мне и не присниться не могло, что я стану рабом женщины!
Слабо улыбнувшись, Верда пожала плечами: