Особенно,... 
81 
Дни проходили как один. Мы ехали. Спали. Ели. Снова ехали. Мы почти не разговаривали друг с другом. Лошади были неутомимы, перевал приближался, и мне становилось все страшнее. Но я приняла решение – как однажды, еще совсем девчонкой – и не жалела об этом.
…Я остановила лошадь вслед за Ингри. Северный склон был пологий, ветер сдувал снег, и древняя черная дорога ползла вниз, в долину, бесконечной извивающейся змеей.
Ингри уже слез с коня и медленно шел к большой насыпи слева от дороги. Над насыпью стоял граненый каменный столб. Это, что ли, могила Картежников? Я прищурилась, вглядываясь: столб был исчерчен то ли трещинами, то ли бесконечной вязью букв. Ингри поднялся к нему по выступам насыпи, прикоснулся руками, прислонился лбом… Я моргнула, смахивая снег с ресниц, и увидела, что что-то случилось: то ли у парня подвернулась нога, то ли он поскользнулся – Ингри сползал по столбу, скользя ладонями по ледяному камню. Губы его шевелились, словно он шептал молитву или читал, с закрытыми глазами читал имена, выбитые на стеле…
И тогда я поняла, наконец поняла – кто он.
Расщелина – или маленькая пещера – оказалась в самый раз. Туда даже можно было завести лошадей. Я нашла следы старых костров и развела свой. Так и не решившись позвать Ингри, сидела, тупо вглядываясь в ясное пламя и ожидая. Ингри пришел, когда совсем стемнело. Я молча подвинула к нему котелок, он взял ложку, подержал и положил обратно. Сидел лицом к расщелине и напряженно смотрел и слушал. Я начала дрожать: не от страха или холода – от ожидания. Потянулась, дотронулась до его руки – то ли успокоить, то ли успокоиться. Ингри отсутствующе взглянул на меня и снова перевел глаза на вход в пещеру. Ветер усиливался, захлестывая и нашу расщелину, снег прилетал из темноты, образуя мгновенные зыбкие силуэты… Я наклонила голову, прислушиваясь: ветер вздыхал, посвистывал, постанывал – и чудилось в этих звуках: «Ингри-и, ты пре-эда-ал на-с-с… Ингри-и…» Я взглянула неверяще – он сидел неподвижно, откинувшись к стене, и слушал. Лишь блестели в темноте глаза.
– Ты и вправду бросил их? – спросила я.
– Да, – сказал он отсутствующе.
– Я не верю.
– Они умерли без меня. Это одно и то же. Они всегда верили мне. Моим картам.
– Перестань! – крикнула я. – Я ненавижу твои проклятые карты!
Он взглянул устало.
– Они спасли тебе жизнь.
– Они? Или ты?
– Если бы я не был предупрежден…
– А если б они предупредили, что при этом погибнешь ты сам? Пошел бы ты со мной – как идешь сейчас, зная, что тебя ждет смерть?
Он промолчал, подтверждая мою догадку. У меня перехватило дыхание, но я продолжала:
– …или как твои люди пошли на перевал, зная, что никто из них не вернется?
– Они не знали, – сказал Ингри тихо.
– Что?
– Они не знали. Я не сказал им. Я сказал только то, что говорил всегда: «Некоторые из вас умрут». Они не знали, на что идут, Гвенда.
– Ты не оставил им выбора? Боялся, они не пойдут в бой?
– Может быть… некоторые. Но я… я хотел, – он беспомощно посмотрел на меня, – чтоб у них оставалась надежда.
– Тогда почему ты не хочешь дать надежду себе – или мне? Будь слепым, но сохрани надежду, парень.
– Мои карты никогда не обманывают, Гвенда!
Мне захотелось завопить, завыть от тоски и злобы, вырвать из его рук проклятые карты, разорвать, сжечь – чтобы их не было никогда, никогда…
– Ну тогда иди, парень, – сказала я сухо. – Иди и сделай то, что считаешь нужным.
Я наклонилась, вороша костер; полетели искры, я вскинула руку, заслоняясь от них – и от взгляда сидящего напротив мужчины.
– Гвенда…
– Иди, – сказала я сквозь зубы. – Иди, умри, как ты давно хотел. Мне все равно, как это будет! Отдашь ли ты себя мертвецам-оборотням или перережешь себе горло… Если ты думаешь, что так и надо, что это хорошо и правильно, потому что так сказали твои карты, и потому что ты сам этого хочешь, иди и сдохни, Ингри!
– Гвенда.
Я отмахнулась от искр и от его голоса.
– Иди к своим любимым мертвецам – они ведь ждали тебя так долго! Иди и целуйся со своей подружкой-смертью! Ты все забываешь, что и живые могут ждать и любить тебя и…
– Гвенда.
Я подняла голову – он стоял на коленях по другую сторону костра, и огонь плясал на его лице и в его окаянных глазах. Я увидела его неуверенно протянутую руку. Сказала устало:
– Иди. Я буду ждать.
Мы почувствовали их одновременно. Одновременно оглянулись. Одновременно встали. Там, в темноте, взвивались мгновенные снежные вихри – то ли тени, то ли призраки, то ли души умерших, ждущие обещанной дани.
81 
