— А русалка когда возникла?
— Вообще-то примерно тогда и возникла, — задумчиво кивнула Лиза. — В позапрошлые выходные…
— Ну вот! Это он тебя подкупал! — триумфально выкрикнула продюсерша. И ухмыльнулась: — Поэтому будь добра: сдай компьютер в бухгалтерию. Как гонорар за пиар.
— Да при чем здесь пиар? — возмутилась Елизавета. — Ты сама подумай! В пятницу я договорилась со Святославом Юрьевичем об интервью, а уже в субботу он каким-то образом выяснил, где у меня дача, и отправил туда русалку? Полный бред!
— А по-моему, очень логично, — не смутилась продюсерша. — Бизнюки всегда стараются журналистов подкупать.
— Но не такие, как Клюев, — отрезала Лиза. — Не его уровень. За ним журналисты сами бегают.
— А может, ты ему как женщина понравилась? — выдвинула новую версию продюсерша.
— Совсем с ума сошла! — ахнула Лиза.
— А чего? Он ведь, кажется, сейчас не женат. Вот и решил тебя красиво обольстить. Сказку тебе устроить…
— Он серьезный человек, — покачала головой Елизавета. — И если еще раз женится, уж точно на фотомодели. И безо всяких сказок — по брачному контракту. К тому же русалка даже не мне являлась, а Темке.
— Да права ты, конечно… — протянула продюсерша. — Я просто так, дурака валяю.
— Но откуда тогда компьютер? — продолжала удивляться Лиза.
— Откуда бы ни был, а теперь твой, — припечатала собеседница. Но все же посоветовала: — А если хочешь узнать, кто подарил, — ищи в своем окружении психа.
— Психа?
— А кого еще? Сама сказала: Святослав Юрьевич — умный. А умные шоу с русалкой устраивать не будут. Тут явно клиент дурдома постарался. Есть у тебя такие знакомые?
* * *
А ведь действительно один подобный знакомый у Лизы был. Не сумасшедший, конечно, но парнишка с большими причудами. На пять лет ее младше. Звали его Эдик.
…В Москве они жили по соседству. Оба в неполных семьях. Лиза — с мамой, и Эдик — тоже. Впрочем, на том сходство и исчерпывалось. Лиза с малых лет была известной озорницей и хулиганкой. В учебе не блистала, кружки и секции, куда ее постоянно пристраивала мама, откровенно прогуливала. Зато жилось ей весело — большая компания друзей и подружек, всякие приключения — то отправиться к железной дороге, монетки на рельсы подкладывать, то в привидения нарядиться и народ пугать или просто собраться да поболтать, посмеяться. И всегда знаешь, что друзья, в случае чего, тебя и прикроют, и заступятся.
Эдик же, сосед-малолетка, — тот совсем другой. Типичная мамина радость — в очочках, всегда тихонький, забитый, в допотопных одежках чуть ли ни девятнадцатого века. Во дворе вообще не гулял — сразу после школы его мама на всякие кружки вела. Драться, разумеется, и не пытался. Да еще и, к вящей ярости дворовых хулиганов, вечно со скрипкой ходил. Или с шахматами.
В общем, идеальная мишень для насмешек, тычков и прочих издевательств. Многие долгом своим считали подкрасться к отрешенному, задумчивому Эдику и залепить ему кто подзатыльник, кто саечку.
И только Лиза несчастного маменькиного сынка никогда не обижала. И даже, если встречала случайно у метро, провожала до дома — против нее-то во дворе никто не восставал. Посмеивались, конечно, что она убогому покровительствует, но, по крайней мере при ней, Эдика не трогали. А чудному мальчику внимание симпатичной, да еще и старшей девчонки ужасно льстило. Пока совсем мал был, все ей свои игрушки дарить пытался. Не машинки, как у нормальных мальчишек, а всякие развивающие. Вот смех! А когда подрос — первая любовь его осенила. К ней. Начались и цветочки, и стихи… Над Лизой весь двор посмеивался, а самый старший из их компании, хулиган Серега, пугал, что ее привлекут за совращение малолетних.
Лиза с мнением товарищей, конечно, считалась — но не настолько, чтоб отступиться от несчастного Эдика. Тем более что тот, когда совсем подрос, лет до четырнадцати, окончательно в жалкого человечка превратился. Сутулый, в прыщах, стекла у очков толстенные… Как такого на произвол судьбы бросить? Совсем ведь пропадет!
Однако убогие — они тоже с характером. И однажды, когда Лиза уже вовсю к свадьбе со своим блестящим, восхитительным Дэном готовилась, Эдик подкараулил ее во дворе и заявил:
— Лиза, ты делаешь большую ошибку.
— О чем ты, Эд? — усмехнулась она.