Де Бац прислушался к громким голосам, скрипу стульев, звяканью посуды. Он намеревался обсудить сражение с герцогом Брауншвейгским, но делить хлеб с человеком, в чьей порядочности он сомневался, барон не имел ни малейшего желания.
– Благодарю вас, господин советник, но я не голоден. И потом, я не хотел бы показаться навязчивым.
– Вы не хотите ужинать с немцами, потому что вы француз?
– Вы проницательны. Пусть я предан только королю, но те, с кем прусские войска обменялись выстрелами из пушек, все же остаются моими соотечественниками. Я предпочитаю подождать, чтобы его высочество мог меня принять, как я просил...
– Вы можете прождать очень долго.
– Поверьте мне, это не имеет никакого значения! Мне здесь будет очень удобно, – добавил он, указывая на одну из резных дубовых скамей.
– Тогда я составлю вам компанию, – сказал Гёте, направляясь к скамье.
– Не беспокойтесь, прошу вас! Вы не должны ради меня лишать себя ужина!
– Сколько их было! Во-первых, я, как и вы, не хочу есть...
– Умоляю вас, господин фон Гёте, оставьте это! Вы меня смущаете!
– Для немца быть вежливым значит лгать. Я вам не лгу: я не голоден. И потом, вы меня интересуете. Когда во время битвы грохочут пушки, так непросто расслышать друг друга.
– Вы и в самом деле приняли это за битву?
– Я знаю, что сражение не соответствовало правилам ведения боя. И именно поэтому оно меня заворожило. А теперь, барон, скажите мне, кто, по-вашему, оказался победителем?
Де Бац не смог не ответить на улыбку этого человека, настолько она оказалась заразительной, и подумал, что это привилегия поэтов рассуждать обо всем с юношеской непосредственностью.
– Трудно сказать. С моей точки зрения, никто, потому что герцог отказался от рукопашной схватки. Ваши солдаты остались на позициях, французы тоже. Завтра увидим.
– Вы полагаете, что канонада начнется снова? Это может длиться долго...
– Надеюсь, что нет. Для нас, людей, хранящих верность королю Франции, время очень дорого. Ему грозит смертельная опасность, и если ему не прийти на помощь как можно скорее...
Поэт встретился взглядом с бароном.
– Боюсь, что вы будете разочарованы, – медленно произнес он. – Насколько мне известно, герцог полагает, что продвижение к Парижу, когда солдаты больны, плохо вооружены, одеты в летнюю форму, было бы безумием. Надо все обдумать, перейти на новые позиции...
– У вас сейчас наилучшие позиции. Вы удерживаете дорогу на Париж.
– Но мы отрезаны от наших тылов. Австрийцы подошли только сегодня, и они не в лучшей форме, чем мы.
И тут де Баца словно осенило. Он мысленно обругал себя идиотом. Этот очаровательный человек отказался от ужина не ради удовольствия беседовать с ним. Он пришел подготовить его к встрече с герцогом Брауншвейгским и, возможно, попытаться отговорить де Баца от этого разговора. Проявив больше тонкости, чем мог предположить барон, герцог послал к нему поэта, полагая, что его де Бац выслушает охотнее. Барон встал.
– Господин советник, – твердо, но вежливо сказал Жан де Бац, – я вам крайне признателен за то, что вы попытались скрасить мне минуты ожидания. Но время идет, и я не могу ждать долее. Я должен выяснить намерения его высочества и его величества короля Фридриха Вильгельма...
– О, я полагаю, что они думают одинаково и обо всем уже договорились!
– Что ж, мне остается только надеяться, что его высочество окажет мне честь и сам сообщит мне об этом, не заставляя меня больше ждать. Даже в таком приятном обществе. Я тоже должен отдать распоряжения и смогу уехать только в том случае, если буду убежден в тщетности моих усилий.
Вздохнув, Гёте тоже встал.
– Вы так легко не сдаетесь, верно? Даже если я скажу вам, что вы добиваетесь невозможного...
– Мне это слово незнакомо. Окажите мне любезность, попросите герцога принять меня незамедлительно. Не стоит больше откладывать. Потому что даже если герцога это не волнует – и мне известно, почему это так, – с нажимом добавил барон, – я должен вернуться в Париж как можно быстрее. Я должен спасти моего короля!
Гёте помолчал минуту. Он снова взглянул в глаза де Баца, потом, положив сочувственно руку ему на плечо, вздохнул:
– Иду. Господин барон, я искренне восхищаюсь людьми, которые мечтают о невозможном.
Глава 8
Ангел по имени Питу
Когда де Баца наконец проводили к герцогу, тот уже вернулся к созерцанию портрета Людовика XIV. Казалось, великий король буквально завораживал его. Герцог Брауншвейгский с сожалением оторвался от лицезрения короля-Солнца и с недовольным видом обернулся к барону.