Особенно,... 
100 
– Знаете ли вы, что наш маленький городок вот-вот станет городом только для стариков и женщин?
– Вы собираетесь избавиться от своих мужей? – спросил Гийом с насмешливой улыбкой.
– Нет, конечно! Но так повелевают мудрость и честь. Революция докатилась до наших мест. Более того, принц Конде покинул Турин и уехал в Вормс, где, говорят, он собирает всех, кто готов бороться за монархию, которой грозит опасность. Мой муж и муж моей дочери спешат присоединиться к ним.
– Чтобы сражаться?
Удивление Тремэна было искренним: оба эти мужчины, которых он прекрасно знал, были приверженцами дуэлей, но никак не походили на героев.
– Конечно, но сначала они поедут в Англию. Вот поэтому… нам бы хотелось знать, есть ли возможность, чтобы зафрахтовать тут лодки или… Вы, кажется, владеете здесь кораблями?..
Таким образом, истинная причина столь приятного визита приоткрыла краешек своего лица. С опечаленным видом Гийом покачал головой:
– Две мои шхуны, «Агнес» и «Элизабет», плавают сейчас недалеко от берегов Мартиники или Гваделупы, и даже я не знаю, вернутся ли они когда-нибудь. У меня есть и третья, но она еще не достроена. И я не знаю, доставлена ли для окончательных работ древесина нужного качества. Что касается рыбацких лодок, то они не осмеливаются больше выходить в открытое море, опасаясь английских корсаров, которые, кажется, прочно поселились на островах Сен-Маркуфа, о никто даже пальцем не пошевелил, чтобы помешать им. рот уже несколько лет, как мы добиваемся мощной военной поддержки и укрепления фортов в Огю и Татиу, но безрезультатно. Я бы скорее посоветовал им Шербург и особенно Гранвиль, откуда легко достичь Джерси. – Но раз они хотят к англичанам, почему бы не переправить их сразу в Сен-Маркуф? Это было бы идеально… – Во-первых, они еще там не утвердились, – сурово сказал Гийом. – Потом, вы не найдете ни одного моряка в Сен-Васте, который согласился бы отправиться к этим людям! Ваш муж должен помнить, что вы являетесь внучатой племянницей месье де Турвиля и что на будущий год будет столетний юбилей с тех пор, как англичане сожгли и потопили его корабли, приплывшие к этим берегам в поисках прибежища… Поэтому забудьте про Сен-Васт! Ну а вы, не собираетесь ли и вы уехать вместе с вашими мужчинами?
В первый раз мадам де Вобадон решилась подать свой голос, который оказался приятным и в котором слышались музыкальные интонации.
– В этом не было бы вопроса. Если будет принят закон против эмигрантов, то мы рискуем потерять все наши богатства. С другой стороны, – добавила она с улыбкой, – я не могу сказать, что мысль о свободных временах мне неприятна. Мой дом в Байо прекрасен, почти так же, как ваш Тринадцать Ветров… который, как говорят, мадам Тремэн больше не хочет покидать.
Очевидно, трогательное беспокойство о нем этих дам имело еще одну причину: любопытство и, как его естественное продолжение, неистребимое влечение к сплетням. Улыбка Гийома сделалась сардонической:
– Моя жена будет тронута вашим вниманием. Но она очень много пережила этой зимой, когда никто не знал, где я и что со мной. Поэтому ей нужен отдых…
– Надеюсь, не навечно? – рассмеялась Жанна дю Меснильдо. – Послушайте, Гийом, не принимайте нас за дурочек Ее отношение к вам является главной темой для разговоров в каждом доме в Валони, наравне с удручающим известии о прибытии этого Бешереля, «конституционного» епископа, который осмелился посягнуть на епископский трон в Кутансе. Что касается меня, то я ваш друг уже с очень давних пор, и поэтому могу вам сказать совершенно откровенно, что я думаю по этому поводу: в тот день, когда вы взяли в жены дочь Рауля де Нервиля, вдову старого Уазкура, вы совершили самую большую глупость в своей жизни.
– У меня двое детей, которых я люблю, мадам. Их существования достаточно для того, чтобы оправдать даже преступление: Попросите ваших друзей больше не беспокоиться о моей супруге. Она слишком много страдала, и не нужно больше ее тревожить! И я никому не позволю говорить о ней плохо! Если кто-нибудь и виноват, то это только я… и я рассчитываю на ваше дружеское расположение, чтобы вы судили о ней по справедливости!
Гораздо более миролюбиво и откровенно он сказал об этом и Розе, которая как вихрь примчалась верхом в то же самое утро. Она побывала накануне в Тринадцати Ветрах, но и ей не удалось повидать Агнес. По словам Клеманс Белек, Агнес больше не выходит из своей комнаты, и только камеристке и кухарке позволялось входить туда в строго определенные часы. Если она и вставала с постели, то лишь для того, чтобы перебраться в кресло, где она проводила часы, сидя неподвижна и держа кончиками пальцев книгу, которую она не читала, а разглядывала пейзаж за окном.
100 
