Особенно,... 
66 
Эстебан был искренне разгневан:
– Я сам могу вас защитить от любого врага и при любых обстоятельствах, донна Фьора, и мне не нужна эта гора мускулов! Его присутствие – это оскорбление моей храбрости и преданности вам!
Деметриос принялся успокаивать его:
– Но король не знает тебя. Кроме того, никто не знает, какие опасности ожидают Фьору. И потом, тебе бы следовало подумать и обо мне!
– Я знаю, хозяин! Ты думаешь, мне легко оставить тебя? Даже ненадолго!
– Я не это хочу сказать. Ведь и мое место рядом с той, которую я считаю своей дочерью, занимает другой, что противоречит нашим общим планам.
– Тебе нечего беспокоиться, Деметриос, – вмешалась подошедшая Фьора. – Где же твой дар предвидения? Ты уже не видишь, что ожидает нас впереди?
– Я могу предвидеть будущее других, только не свое.
– Тогда предскажи мне мое будущее! Ты не видишь, что ожидает меня? Вспомни о бале во дворце Медичи!
– Тогда ты была для меня просто незнакомкой. Привязанность мешает дару предвидения. Ты стала дорога мне, моя маленькая Фьора!
Взволнованная этими словами, молодая женщина взяла грека за руку и приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его в щеку. Впервые он заговорил о своих чувствах к ней.
– Мы скоро встретимся, я уверена. Король обещал мне это!
Ничего не ответив, Деметриос на мгновение прижал ее к себе, затем повернулся и быстро направился к своему коню. Филипп де Коммин, сидя в седле, уже подавал ему знак, чтобы он поспешил. В молчании Фьора и Эстебан пошли на укрепленный вал, откуда следили, как отправлялся длинный кортеж. Спустя некоторое время он исчез из виду, скрытый туманом и мелким дождем.
– Нам надо идти собираться, – сказала со вздохом Фьора. – Наш шотландец, наверное, заждался нас на постоялом дворе.
Но Мортимер был абсолютно спокоен. Устроившись в большом зале, он опустошал с философским видом одну пинту пива за другой.
На спинку скамьи был брошен плед в красно-зеленую клетку, служивший шотландцу одновременно плащом и одеялом. Одетый в серую замшевую куртку, он сменил форменный берет с пером на другой, из такой же ткани, что его накидка, украшенный фазаньими перьями. Шпага и кинжал были подвешены к поясу с обеих сторон.
В такой экипировке Дуглас Мортимер был просто великолепен, о чем свидетельствовали округлившиеся глаза молодой служанки, смотревшей на него открыв рот. Но тот не обращал на нее ни малейшего внимания. При виде Фьоры Дуглас встал и, опустошив кружку, бросил монету на стол. Потом взял свой багаж и направился к ней:
– Я готов! – сказал он спокойно. – Сегодня мы отправимся в Вилле-ан-Ретц.
– Вечером мы должны уже быть в Париже, – спокойно, но в то же время твердо сказала Фьора. – У меня там есть дела!
– Ни в коем случае! – ответил шотландец. – Король приказал мне сопроводить вас в Лотарингию.
– Это так, но он не уточнил, каким путем. Мы поедем через Париж!
– Мы только даром теряем время. Когда король приказывает, надо подчиняться. А раз он сказал в Лотарингию, мы туда и поедем!
Сержант повысил голос, и Фьора поняла, что ей надо набраться терпения, которому научил ее Деметриос, считая это качество наилучшей чертой характера.
– Мессир Мортимер, я оставила в Париже со сломанной ногой женщину, заменившую мне мать, которую бесконечно люблю. Она сильно переживает за меня и имеет право знать, куда я еду. Я не хотела бы уехать, не попрощавшись с ней. Можете вы это понять?
– Я понимаю только приказы короля. Если вы намеревались ехать в Париж, вы должны были сказать об этом королю.
– Но, в конце концов, какая вам разница – поедем мы по той или другой дороге? – воскликнула Фьора, начиная терять терпение.
– Для меня – никакой, но для моей лошади это лишних пятнадцать лье, да вдобавок совершенно бесполезных. Это не считая времени, которое мы там потеряем.
Они стояли друг против друга словно боевые петухи. Эстебан решительно встал между ними и взял Фьору за плечи.
– Послушайте меня, донна Фьора! Вы знаете, насколько я привязан к вам, и поверьте, что у меня нет никакого желания соглашаться с упрямым шотландцем, но лучше все же не возвращаться на улицу Ломбардцев.
– И вы тоже хотите, чтобы я отправилась в опасное путешествие, откуда, быть может, не вернусь, не обняв моей любимой Леонарды! Ах, Эстебан, а я-то считала вас сердечным человеком!
– Я такой и есть, но я думаю также и о госпоже Леонарде. Ее нога, наверное, еще не зажила, значит, мы не можем взять ее с собой. Если вы приедете к ней, она начнет задавать вам вопросы и беспокоиться. Пока же она ни о чем не ведает. Она думает, что вы при короле и рядом с моим хозяином. Не кажется ли вам, что было бы лучше не тревожить ее покоя? С другой стороны, я не знаю, какую миссию короля вы должны выполнять, да и не желаю этого знать. Но она-то захочет выяснить, в чем она состоит. Что тогда вы скажете ей?
66 
