Не зная, с кем имеет дело, он держался строго и официально. Впрочем, Файнберг не обратил на это ни малейшего внимания. И даже почему-то обрадовался:
— Это хорошо! Вы-то нам и нужны!
— Почему? — грозно нахмурился оперуполномоченный, решив, что пора брать инициативу в свои руки.
— Потому что у Вас есть вещь, нам совершенно необходимая...
Новость была шокирующей. «Эксперты прохлопали!..» — пришла в голову Алика страшная мысль. Додумать ее он не успел.
— ...Причем вы и представить себе не можете, какая ценность к вам попала!
— И какая же? — волнуясь, но все же ехидно поинтересовался Альберт Степанович. Цену героина на рынке он знал прекрасно.
— Вот об этом и речь! Видите ли, нам стало известно, что при обыске на квартире Рыжова...
Тут Алик отключился. Все, что в этот момент мог сказать собеседник, поглотила обида на экспертов. Сразу вспомнился злорадный голос начальника лаборатории: «Наркотики в ваших образцах не обнаружены...» Тогда он приписал почти неприкрытое торжество в голосе Георгия Викентьевича собственной мнительности. Но теперь! Намеренное сокрытие наличия наркотиков в образцах! В памяти всплыли мешки с белым порошком из травмпункта...
Валентина Петровна увидела, что Алик «поплыл». Она полезла в сумочку, зачем-то нащупывая газовый баллончик. «Ему сделали предложение, от которого невозможно отказаться!», — мысль пронеслась быстрее молнии, и мама занервничала. Больше всего ее пугала возможность внедрения любимого чада в мафию. Пусть и в оперативных целях. Кинематограф постарался на славу. Теперь каждый школьник прекрасно знает, что любое преступное сообщество так и кишит проститутками...
— А вы что-нибудь закажете? — раздалось у самого уха Потрошилова.
Альберт Степанович вынырнул из внутреннего мира обратно, за столик в «Черной моли». Оказалось, пока он пребывал в себе, к ним подошел официант и уже успел принять заказ у собеседника.
Потея от страха, Бондаренко все же умудрился приклеить к столику «клопа». Под пристальным взглядом старого профессионала он смахнул салфеткой со скатерти несуществующие крошки и замер, держа в трясущихся руках блокнот с ручкой.
— Будьте добры, еще чай, — сказал Алик.
— Простите, Вы не помните, где мы с вами встречались? — спросил Виктор Робертович, удивляясь обилию смутно знакомых лиц.
Официант побледнел и уронил ручку. Откуда-то из-под стола донеслось невнятное:
— Не помню.
Пожав плечами, Файнберг продолжил беседу:
— Так вот, к этому Рыжову попал некий камень. В кожаном кисете на цепочке. Он принадлежал некоему Мананге Оливейре Пересу, но... хм... так сказать, был изъят в травмпункте, при оказании помощи...
Совершенно ничего не понимая, Потрошилов грубо прервал собеседника, чего до сих пор с ним никогда не случалось:
— Стоп! Я что-то не понял, при чем здесь наркотики?
Внезапное превращение героина в камень на цепочке выбило Алика из колеи настолько, что он даже привстал, намереваясь пройтись вокруг столика, но вовремя опомнился.
— Очень даже при чем! — нагло соврал Виктор Робертович, отчаянно пытаясь не покраснеть. — Видите ли, этот камень — своеобразный пароль. Только при его предъявлении может состояться передача крупной партии наркотических препаратов.
За многолетнюю службу в милиции у капитана Потрошилова впервые появился собственный стукач! В смысле, агент-информатор.
— Почему вы это мне говорите? — проницательно спросил он.
— Так ведь камень у вас! — удивленно сказал профессор, которого до этой встречи никогда не вербовали.
Потрошилов почувствовал, что удача если и не повернулась спиной, то во всяком случае завертелась, пряча лицо. Проще говоря, камня у него не было.
— Кто вы? — Алик тонко перешел к личности агента. Одновременно он лихорадочно вспоминал опись изъятого в квартире Рыжова. Никаких мешочков на цепочках там не было.
— Профессор, — искренне ответил Файнберг на неуместный вопрос.
«Авторитетная кличка», — подумал Потрошилов.
* * *
В «шестерке» ФСБ, припаркованной неподалеку от кафе, склонившись к приемнику, замерли двое. В динамиках был отчетливо слышен разговор, происходящий в «Черной моли».
— Ничего не боится! — сказал Герман Семенович Стрижаку. — Раскрылся. Теперь кончит он мента, как пить дать!
В ухе Пименова внезапно ожил наушник. Взволнованный голос Бондаренко отчаянно прошептал:
— Первый, Первый, я к нему не пойду! Он меня вычислил.