— Нет, но в город съедутся люди.
— Мне казалось, ты пресытилась парижскими развлечениями?
— Да, но я хочу видеть витропольские.
— Эдем-Коттедж готов, — сообщил Нортенгерленд.
— Эдем-Коттедж, папа?
— Да. Дом близ Фидены.
— Ты хочешь отправить меня туда, папа?
— Да.
— Как скоро?
— Завтра или послезавтра, по твоему выбору.
Лицо мисс Вернон приняло выражение, которое трудно описать более приятными эпитетами, чем «кислое и надутое». Она проговорила нарочито медленно и с нажимом:
— Я бы не хотела ехать в Эдем-Коттедж.
Нортенгерленд промолчал.
— Я всей душой ненавижу север, — продолжала она, — и не люблю шотландцев.
— Селден-Хаус тоже готов, — сообщил мистер Перси.
— В Селден-Хаус я не хочу еще больше, — ответила его дочь.
— Тебе придется смириться либо с Фиденой, либо с Землей Росса, — быстро возразил мистер Перси.
— Я питаю к ним одинаково стойкое отвращение, — эти слова она произнесла со сдержанным высокомерием, которое в ее устах звучало почти комично.
Нортенгерленд долготерпелив.
— Выбирай сама, где тебе поселиться, — сказал он. — Но поскольку решено, что в Витрополе ты не останешься, выбирать надо быстро.
— Я предпочла бы остаться в Эллрингтон-Хаусе, — ответила мадемуазель Вернон.
— Я, кажется, уже говорил, что это неудобно, — промолвил отец.
— Еще хотя бы на месяц, — продолжала она.
— Каролина! — Голос звучал предостерегающе. Глаза Перси блеснули.
— Папа, ты недобрый.
Ответа не последовало.
«Неужто меня отошлют в Фидену?» — прошептала маленькая бунтарка, обращаясь к самой себе.
Брови мистера Перси сошлись к переносице. Он не любил, когда ему возражают.
— Лучше убей меня, чем отправлять на край света, в такое место, где я никого не знаю, кроме старого барсука Денара.
— Тебе не обязательно ехать именно в Фидену, — ответил Перси. — Я сказал, что ты можешь выбрать сама.
— Тогда я буду жить в Пакене, в Ангрии. Там у тебя дом.
— Исключено, — произнес граф.
— Хорошо, тогда я вернусь в Хоксклиф.
— О нет, только не в Хоксклиф. Нечего тебе там делать.
— Тогда я могу поселиться в Адрианополе, в Нортенгерленд-Хаусе.
— Нет.
— Папа, ты сказал, что я могу выбирать сама, и противоречишь мне во всем.
— Эдем-Коттедж — самое подходящее место, — прошептал Перси.
— Пожалуйста, ну пожалуйста, разреши мне остаться в Витрополе! — воскликнула мисс Вернон после томительной паузы. — Папочка, ну пожалуйста! Будь добренький и прости меня, если я злюсь. — И она, вскочив, перешла к аргументам слез и поцелуев. Никто, кроме Луизы Вернон или дочери Луизы Вернон, не вздумал бы целовать Нортенгерленда, когда он в таком настроении.
— Просто объясни, почему ты не разрешаешь мне остаться, папочка, — продолжала она. — Чем я тебя рассердила? Я прошу-то всего о месяце, даже о двух неделях, чтобы повидаться с друзьями, когда те приедут в Витрополь.
— С какими друзьями?
— Я хотела сказать, с людьми, которых я знаю.
— И каких же людей ты знаешь?
— Ну, всего двух или трех, и я сегодня утром прочла в газете, что они скоро вернутся в город.
— Кто, Каролина?
— Некоторые ангрийцы. Мистер Уорнер, генерал Энара и лорд Каслрей. Вежливость требует подождать и нанести им визит.
— Так не годится, Каролина, — ответил граф.
— Почему не годится? Я просто хочу быть вежливой.
— Тебе незачем быть вежливой, и мы больше не станем об этом говорить. Я прошу тебя уехать в Фидену не позднее чем послезавтра.
Каролина мгновение сидела молча, затем проговорила.
— Итак, я не остаюсь в Витрополе и должна ехать в Эдем-Коттедж.
— Именно так.
— Очень хорошо, — бросила Каролина. Еще минут пять она сидела в задумчивости, затем встала, зажгла свечу, пожелала отцу доброй ночи и удалилась в спальню. Выходя из комнаты, она нечаянно с размаху ударилась лбом о дверь и набила себе здоровенную шишку, но ничего не сказала и продолжила путь. В комнате свеча выпала из подсвечника и погасла. Однако Каролина не стала ее поднимать и не позвонила, чтобы принесли другую, просто разделась и легла в темноте. Лежа одна в ночи, она принялась плакать. Рыдала мисс Вернон долго — не от горя, а из-за расстроенных планов и несбывшихся желаний. Уехать из Витрополя сейчас, когда она отдала бы правую руку, чтобы остаться, — нет, это было невыносимо!