Особенно,... 
72 
— Мы привычные, — хладнокровно ответил Энара.
— Однако, — продолжал герцог, — не кажется ли вам, что последняя фраза удалась преподобному джентльмену особенно хорошо? Слово „ад“ было произнесено с истинным чувством. Я слышал, как один малый на севере вворачивает его в свои проповеди с таким же пафосом.
— Милорд герцог, можете шутить, — промолвил Уорнер, — и все равно это правда. Сэр, в настоящем деле у меня нет личных мотивов. Я не люблю лорда Хартфорда. Вам это известно. Было время, когда ваше величество приблизили его к себе, когда он входил в тот самый круг, который я сейчас обличаю, и подобострастнее других угождал порокам вашего величества. Полагаю, Хартфорд более схож характером с лордом Арунделом и генералом Энарой, нежели со мной, и когда ваше величество ему благоволили, я предупреждал вас о его разнузданности и указывал, куда она ведет.
— Да! — подхватил герцог. — Когда я был доброго мнения о Хартфорде, вы, Уорнер, говорили о нем только дурное. Теперь, когда я его безгранично презираю и когда вы знаете, что моя решимость неколебима, вы меняете позицию и объявляете лорда Хартфорда ангелом. Вздумай я последовать вашему совету и сменить гнев на милость — завтра он вновь стал бы демоном. И, Анри, если я поссорюсь с вами, результат будет тот же. Как только мы расстанемся врагами, Уорнер обнаружит в вас святость, о которой раньше не подозревал. О, Говард, однако вы ревнивы, ревнивы!
— У вашего величества есть привилегия безнаказанно меня оскорблять, — произнес мистер Уорнер, явно уязвленный последними словами.
— Я не оскорбляю вас, Говард, — произнес наш султан, подаваясь к нему. — Мне известно, что вы желаете мне добра и ваше служение совершенно бескорыстно. Более того: все, что вы сказали об Энаре и Арунделе, — истинная правда. Они отребье. Не счесть, сколько вреда они мне причинили. Энара меня сгубил. До знакомства с ним я был образцом добропорядочности. Вы знаете, каким безупречным юношей я считался в пору своего маркизата; теперь моя репутация испорчена так, что стыдно сказать. Однако меня смущает маленькая загадка, которую я попросил бы вас разъяснить.
Помню, года два-три назад, когда вас тревожила моя близость с безобидным старым аристократом по имени Нортенгерленд, вы держались несколько иного мнения о присутствующих здесь джентльменах. Весь ваш гнев изливался на невинную главу упомянутого престарелого дворянина. Он был соблазнителем моей юности, губителем моих принципов и, главное, подрывал мою популярность в народе. Эти господа были тогда опорою трона, подлинными друзьями монархии. Я помню, как утомляли меня бесконечные хвалы достоинствам и дурно вознаграждаемой преданности генерала Фернандо ди Энары и Фредерика, лорда Арундела. Как же так, Говард?
— Ваше величество лучше меня сумеет объяснить свои парадоксы, — ответил Уорнер.
— Я могу объяснить их с легкостью, — сказал герцог, — но для этого мне придется повторить слова, которые так вас раздосадовали.
Уорнер сидел, глядя в стол и стиснув виски руками, как если бы его мучила головная боль, поэтому не видел взгляд, обращенный на него Заморной, а выразить свои чувства словами гордый властитель не пожелал.
Довольно долго стояла тишина, затем его светлость, обратись ко мне, сказал совсем другим, бодрым тоном:
— Что ж, сэр Уильям, завтра, если все будет хорошо, вы нас покинете. Ну как, приятель, думаете, вам хватит отваги провернуть это щекотливое дельце? Чтобы действовать тайно и не попасться, нужно изрядное проворство.
— Я думал об этом, милорд герцог, и пришел к выводу, что не стоит бояться риска.
Он улыбнулся.
— Я знаю вашу решительность, Перси, иначе не выбрал бы вас в качестве тайного агента. Насколько я понимаю, вы получили все необходимое для своей миссии.
— Все за исключением одной бумаги, сир, которую мне сказали забрать здесь.
— Знаю, — сказал он, затем вытащил из кармана бумажник, расстегнул серебряную застежку и протянул мне письмо. На конверте был собственноручно начертан адрес, включавший имя, при виде которого у меня дрогнула рука.
— Это вас ускорит, — произнес Заморна. — Вы переночуете в доме, куда доставите письмо, и получите указания, которые не могут быть даны в ином месте.
Я поклонился. Скажу вам только, что письмо было адресовано: „Мисс Лори, Риво, Хоксклиф“.
72 
