Особенно,... 
61 
Когда они вошли в небольшую комнату, пахнущую ладаном, святой водой и накрахмаленными «одеждами, он указал ей на стул, а сам сел на скамью с высокой спинкой и сделал знак молодым послушникам, убиравшим церковную утварь, покинуть комнату.
— Расскажите мне свою историю. Но вначале, почему вы были заточены в Малене?
Медленно, тщательно подбирая слова, чтобы он не принял ее за сумасшедшую, Катрин изложила ему свою историю. Подперев подбородок рукой, аббат слушал ее не прерывая. Рассказ был не правдоподобный и фантастичный, но фиалковые глаза женщины светились искренностью и убеждали.
— Я не знаю, что мне теперь делать, — сказала Катрин, закончив рассказ. — Мой долг жены оставаться с мужем и повиноваться ему. Но возвращаться к нему равносильно самоубийству. Да он просто-напросто запрет меня в глубокую темницу, откуда я никогда не смогу убежать.
Сам герцог…
Аббат быстро положил свою сухощавую руку на руку Катрин и прервал ее.
— Не продолжайте, дитя мое. Вы должны понимать, что я не могу поддерживать ваши адюльтерные отношения с герцогом. Должен признаться, ваш случай достаточно трудный, чтобы священник мог вынести свое суждение. Ваш муж имеет законные и священные права на вас, и если он потребует вашего возвращения, то я не смогу отказать. Но, с другой стороны, вы говорите, что ваша жизнь в опасности, и просите здесь убежища…
Он встал и начал медленно расхаживать взад и вперед по белым каменным плитам. Катрин с беспокойством следила за ним.
— Не отдавайте меня ему, святой отец! Умоляю вас!
Если у вас есть жалость к несчастной женщине, не выдавайте меня Гарэну. Вспомните, я жду ребенка, а он хочет убить его…
— Я знаю!.. Послушайте, я не могу принять решение за несколько минут. Я должен спокойно все это обдумать и проанализировать все возможные решения этой трудной задачи. Я сообщу вам о моем решении. А пока вы можете спокойно оставаться здесь. Я распоряжусь, чтобы вас и вашу служанку отделили от больных и поместили в более подходящую комнату.
— Но, святой отец… — начала Катрин, чувствуя себя далеко не успокоенной.
Он жестом остановил ее и указал на крест над ее головой.
— Идите с миром, дитя мое. Вы в руках Господа, а эти руки не могут дрогнуть, Продолжать разговор было невозможно. Катрин и не пыталась это сделать, но, когда она присоединилась к Саре, она была гораздо более обеспокоена, чем это казалось. Если аббат решит, что ее законное место рядом с мужем, то ничто, она была убеждена; не сможет спасти ее от судьбы, которая страшней самой смерти. Но сможет ли священник разъединить то, что соединил Бог?
Сможет ли он отказать мужу в праве на его законную жену под предлогом предоставления ей убежища? Катрин не была полностью уверена в том, что он поверил ее рассказу. Он не знал ее и не имел возможности узнать, что она принадлежит к тем испорченным женщинам, чья беспутная жизнь позорит их семьи и часто вынуждает их принимать суровые меры. Она сожалела, что не попросила у аббата позволения написать Эрменгарде, чтобы та поручилась за нею.
Но оказалось, что за аскетическими, монашескими чертами, которыми наделила аббата Катрин, скрывались более тонкие чувства, так как на следующий вечер ворота аббатства распахнулись на громкий зов труб и во внешний двор аббатства в облаке пыли влетела кавалькада всадников. Впереди всех на огромном белоснежном коне, размахивая хлыстом с золотой рукояткой в обтянутой перчатке руке, ехала крупная женщина в красно-черном костюме, которая, чуть не сломав себе шею, соскочила с коня: это была Эрменгарда де Шатовилэн собственной персоной!
С возгласом радости возбужденная графиня бросилась в объятия Катрин. Она смеялась и плакала одновременно и была так возбуждена, что в волнении обняла Сару с той же сердечностью, что и Катрин. Затем она обратилась к своей подруге:
— Маленькая негодница! Где, черт возьми, ты была?
Я кусала себе ногти много недель, я так беспокоилась о тебе! Проклятие!
— Я был бы благодарен, если бы вы прекратили ругаться, как солдат, переступив порог моего монастыря, Эрменгарда, — раздался в этот момент спокойный благородный голос аббата. Он только что подошел к месту действия, узнав о шумном прибытии своей кузины. Когда я посылал вам письмо, то не знал, что вы окажете нам честь своим визитом. Не могу не признаться, что я очарован…
Вопреки ожиданиям, величественные манеры настоятеля не внушили Эрменгарде благоговения. Она рассмеялась ему в лицо:
61 
