102 
Лошадей оставили на границе. Но не потому, что прониклись состраданием к нелегкой участи четвероногих. По словам пограничных стражей, на землях севернее Оттона свирепствовала бескормица и сена нельзя было достать ни за какие деньги. За ним все направлялись в Оттон. Ходили слухи, будто один оборотистый десятник с приморского участка уже успел сколотить неплохой капитал торговлей через границу.
— Спекулянт! Контрабандист! На галеры его! — Рагнар сделал вид, что сердится, хотя на самом деле искренне радовался удаче доморощенного коммерсанта.
— А почему случилась бескормица? Разве лето было засушливым? — полюбопытствовал Хельги. Ему показалось странным: в Оттоне урожай — хоть отбавляй, а на сопредельных землях — голод.
Ответ начальника стражи — именно с ним вели беседу наемники — был не менее странным.
— Нет, лето было хорошим. Те, кто приходит к нам на границу, говорят, что они не успели заготовить сено.
— То есть как не успели?! Чем же они занимались все лето?! — Теперь возмущение Рагнара было искренним. О чем, мол, думают местные власти, позволяя своим подданным бездельничать все лето?
И прозвучал еще один странный ответ:
— Они говорят, что молились…
При всей своей внешней бесшабашности король Робер Оттонский был опытным воином и толковым правителем. Охрану северных и восточных границ, и без того надежную, он усилил пятикратно. Провожать своего сына и его товарищей в дальний и опасный путь выстроилось целое войско. Все было как положено — краткие тожественные речи, салютование мечами, воинственные выкрики… Но Улль-Бриан, обернувшись, вдруг заметил, что многие из стражников вослед уходящим украдкой вычерчивают пальцем в воздухе охранные символы, и на лицах их застыло то скорбное выражение, с каким воины провожают павших друзей в Долину забвения. Тогда ему сделалось по-настоящему страшно…
Последние дни пути выдались такими морозными, что у Орвуда борода стала колом. Но путники были даже довольны. От мороза можно спастись у костра, от всепроникающей оттепельной сырости — только под крышей. Но на изгородях трех встречных сел развевались узкие черные тряпки — знак морового поветрия. На постой не попросишься. До четвертого села, последнего перед Буккеном, болезнь еще не дошла, но и туда решили не соваться, обошли стороной и заночевали в поле. На всякий случай. Часто зараза начинает убивать прежде, чем ее успеют заметить.
Больше всего наемники боялись, что их не пустят в Буккен. Даже если туда не добрался мор, город могли закрыть заблаговременно. Дорогой Хельги усердно вспоминал цвет буккенских городских стен — на случай, если придется проходить насквозь. Напрасно мучился. Ворота стояли распахнутыми настежь — заходи кому не лень. Легкомысленные горожане даже не потрудились выставить патруль из лекарей и магов — проверять, нет ли на теле входящих черных язв, красных волдырей или иных признаков болезни.
Орвуд, как известно, принадлежал к числу тех существ, которые очень любят давать окружающим мудрые советы и наставлять на путь истинный.
— Разве вам неизвестно, что по округе гуляет мор?! — осведомился он у привратника. — Почему вы пропускаете в город всех без разбора?! Почему не держите в карантине?!
Прямо перед наемниками ворота миновала большая телега, тяжелогруженая пожитками. Среди узлов и сундуков копошились ребятишки, лошадей вел под уздцы мужик с типичной внешностью землепашца. Видно, спасаясь от бескормицы и мора, в город из села перебиралось целое семейство. Как знать, не везли ли они с собой невидимую беду?
Меридит сердито ткнула гнома в спину. Не хватало, чтобы городская стража начала претворять в жизнь его советы прямо сейчас! Но привратник в ответ только ухмыльнулся.
— Проходите, почтенные, не бойтесь! В Буккене вам никакая зараза не страшна! Тут вы под защитой богов!
Друзья переглянулись. С каких это пор у богов появился интерес защищать смертных от заразы? Прежде за ними подобного не замечалось!
Стражник, толстенький дядька, сонный и глуповатый на вид, будто разгадал их мысли:
— Не путайте богов истинных и ложных! — сказал он.
Что-то неуловимо изменилось в Буккене с тех пор, как наемники побывали там в последний раз. Город не стал богаче или беднее, не было следов пожаров или больших строек. Вроде бы все по-прежнему… Те же аккуратные, будто игрушечные, домики, мостовые, заботливо расчищенные от снега… И все-таки изменения были, просто не сразу бросались в глаза. Город будто выцвел, стал блеклым и скучным, как старая застиранная вещь. С улиц исчезли цветочные кадки — прежде в них даже зимой красовались розовые метелочки вереска. Куда-то делись забавные вывески питейных заведений. Да и сами заведения стояли с закрытыми ставнями, запертые на амбарные замки. Горожане больше не проводили там время за кружкой густого и темного буккенского пива (Меридит такое терпеть не могла) или привозного анисового эля (его терпеть не могли все, кроме, разумеется, Орвуда.) Торговым лавкам повезло больше, они были открыты, но из их дверей больше не неслись веселые, часто немного фривольные выкрики зазывал. Окна домов, прежде пестревшие яркими занавесками то в красную клетку, то в синий горошек, то вышитые мережкой, теперь казались глазами, заплывшими бельмами. Все до единого они были зашторены плотной белой тканью без намека на украшения.
102 
