Улль-Бриан машинально принял из рук девушки чудовищную малиновую книгу, бегло пролистал. Боги Великие, каких только глупостей и пошлостей в ней не было! Он замер, не зная, как поступить. В голове вертелась отчаянная мысль — не кощунственно ли осквернять собственные великие творения подобным соседством?! Ильза интерпретировала его замешательство по-своему.
— Что? Неужели ни одного стиха не знаешь?! Ну пусть не про любовь, пусть про что-нибудь еще, лишь бы складно!
— Хорошо. — Поэт обреченно взялся за перо.
- Любовь для смертных —
- Счастье ли проклятье?
- И кто ответит, быть или не быть…
- Но у людей есть вечное занятье —
- Им нелюдь, как детей,
- Из Мрака выводить…
Ильза прочла с запинкой свежие строки. Вежливо поблагодарила, стараясь скрыть изумление, а сама побежала к Меридит, спросить, что бы это могло значить.
— Вот! Улль-Бриан мне написал! Я что-то ничего не поняла: разве это про любовь?
Диса сперва долго смеялась, а потом пояснила, что это неосимволизм, и понимает его всяк по-своему. А лучше вовсе не пытаться ничего понимать, просто принять глубокомысленный вид и сказать: «Ах, как креативно!» Тогда все увидят, что ты — культурная девушка, умеющая ценить искусство.
После такого объяснения Ильза совсем растерялась.
— Странный стих, — жаловалась она Хельги. — Его совсем не нужно понимать! Зачем такие пишут?!
— Чтобы казаться умнее, чем ты есть на самом деле. Другие понять не могут и думают: «Ах, какой мудрый сочинитель!» А что он и сам ничего не понимает, просто зарифмовал набор случайных фраз, и только — об этом ведь никто не догадывается.
— Чему вы ее учите! — зашипела Энка сердито. — Нельзя быть такими косными. Современное искусство тоже имеет право на существование!
— Разве мы возражаем? — невинно моргнул демон-убийца. И хихикнул.
А Ильза осталась довольна. Ей стало казаться, что она постигла суть поэзии: неважно, есть ли смысл, лишь бы была рифма.
Примерно со второй недели августа начались сложности. Острова, островки, скалы и рифы тянулись бесконечной чередой. Ни Хельги, ни Энка, ни Рагнар — самый бывалый мореход из всей компании никогда прежде не встречали подобных скоплений надводных и подводных препятствий. Продвигаться вперед приходилось медленно и крайне осторожно — Макс, наверное, сравнил бы это с ходьбой по минному полю, но в их мире подобной гадости пока не имелось.
Высаживаться на острова и особенно оставаться там на ночь Ильза первое время боялась. После страшной встречи с жуткими деревьями-живодерами у девушки появилось что-то вроде фобии. Но постепенно она пересилила страх — не оставаться же ей одной на драккаре, в то время как остальные, включая даже судового, гуляют на бережку! После пятнадцатого острова она успокоилась совершенно и даже радовалась, когда Хельги, несущий бессменную ночную вахту, объявлял: «Тут я один не справлюсь, будем ночевать на берегу».
Большинство из встреченных островов были очень малы и совершенно необитаемы — просто голые скалы, облепленные морской живностью лишь до уровня прилива. На некоторых шумными колониями гнездились птицы. На одном путешественники заметили лежбище морских котиков. Улль-Бриан, не зная, с кем имеет дело, заикнулся было об охоте. В ответ Хельги зашипел по-сприггански: «И думать забудь!» — и для усиления эффекта так сверкнул злым красным глазом, что юноша с испуга не только охоту — имя свое едва не забыл! А демон-убийца на пару с Ильзой еще долго умилялись, свесившись с борта: «Ах, какие хорошие, какие славные зверьки!» Но на суше ни одно разумное существо за неделю плавания среди островов путешественникам так и не попалось на глаза.
Иное дело — в море! Там обретались русалки. В отличие от своих староземских соплеменниц, изящных и белокурых красавиц, здешние были дамами дородными, единой масти не имели — попадались среди них и платиновые блондинки, и жгучие брюнетки, а то и вовсе зеленоволосые. Характер же у них был, судя по поведению, весьма темпераментный.
— Тьфу, бесстыжие! — плевался Рагнар, с осуждением поглядывая за борт, где резвились, плескались морские девы: принимали фривольные позы, по пояс высовывались из воды, кувыркались, били хвостами, стараясь поднять как можно больше брызг, и нарочито громко хихикали.
На самом деле славный рыцарь вовсе не был аскетом, его даже порадовала бы встреча с русалкой один на один или в чисто мужской компании. Но присутствие боевых подруг его стесняло. А бедный эльф — тот и вовсе спрятался, забился чуть ли не к судовому под палубу, и носа наружу не показывал. Сам же судовой сидел, свесив ножки, на мачте, без малейшего смущения любовался обнаженной натурой и даже с ней, с натурой этой, перемигивался.